— Ой-ой-ой! — ужаснулся Павлик. — Семьсот метров! Неужели море замерзает на такую глубину?
Океанограф даже крякнул от удивления и оторвал глаза от экрана. Потом с досадой пожал плечами и вновь поднял глаза к куполу:
— Как можно предполагать такие глупости, позвольте вас спросить? Чтобы море промерзало на семьсот метров?! В самые лютые зимы море покрывается льдом, который к лету достигает толщины не более трех-четырех метров. Кроме того, при таянии морской лед дает солоноватую воду, а айсберги состоят из пресного льда. Ясно, что они образуются не из морской воды, а из пресной. А такая вода находится только на поверхности земли. Значит, и айсберги образуются на земле…
— Как же… как же они здесь?… — недоумевал Павлик.
— Как же они очутились в море?
— Слыхали ли вы что-нибудь о ледниках, позвольте вас спросить? — запальчиво воскликнул океанограф, которого, очевидно, раздражали слишком, по его мнению, наивные, «безграмотные» вопросы Павлика. — Чему вас учат там, в ваших гимназиях и колледжах?
— Да, я знаю… немножко… — робко возразил Павлик. — Ледники — это такие ледяные потоки на высоких горах, где очень холодно. Они спускаются вниз, где потеплее. Ну, и там тают и дают начало ручьям и рекам.
— Ледяные потоки… гм… ледяные потоки… — ворчал океанограф. — Ну ладно, пусть потоки! А в северных и южных полярных областях лед покрывает не только вершины высоких гор, но и вся земля бывает целиком покрыта им. Он так и называется «материковым льдом». Почти вся Гренландия, величайший остров в мире, площадью в два миллиона сто тысяч квадратных километров, покрыта, за исключением узкой полосы по берегам, материковым льдом. Из года в год, столетие за столетием на его поверхности накоплялся снег, который постепенно, под собственной тяжестью, превращался в лед. Этот лед нарастал все выше и выше, и теперь на Гренландии лежит ледяной щит толщиной в два километра, а в некоторых местах даже больше! Примерно то же самое наблюдается и на южном полярном, Антарктическом, материке. От этих материковых льдов отделяются ледниковые языки, которые спускаются к морю, скользят сначала по его дну и наконец, когда дойдут до глубоких мест, всплывают. Ветер и волны расшатывают их, действует и собственная тяжесть, и наступает момент, когда конец ледникового языка отламывается в виде ледяной горы и уплывает в море. Вот если мы подойдем к берегу материка, нам, может быть, удастся увидеть это явление… Александр Леонидович, как далеко мы спустимся к югу?
— Как скажет капитан, — последовал неопределенный ответ.
В этот момент отодвинулась дверь, в рубку вошел капитан. Он молча, кивком головы, поздоровался со всеми, быстро прошел в радиорубку и закрыл за собой дверь.
— Радиограммы из Политуправления еще нет? — задал он Плетневу свой обычный в последние дни вопрос.
— Есть, товарищ командир. Сейчас принял, — сказал Плетнев, подавая капитану листок, целиком заполненный строками цифр.
— Наконец-то… — проговорил капитан вполголоса, сложил листок вчетверо, спрятал его во внутренний карман и вышел из радиорубки в центральный пост. Здесь он подошел к зоологу и спросил его: — Значит, завтра в восемь часов ваша первая станция в этих водах?
— Да, капитан.
— Сколько человек?
— Я, Иван Степанович, Сидлер, Цой и Павлик… Всего пять человек.
— Хорошо… Александр Леонидович, — обратился капитан к старшему лейтенанту, — завтра с утра ваша вахта?
— Так точно, товарищ командир!
— Выпустите партию в составе пяти человек, перечисленных Арсеном Давидовичем. Крейсируйте вокруг нее по радиусу километров в пятьдесят… Больше никого не выпускать.
— Слушаю, товарищ командир!
Капитан повернулся и вышел в коридор. В раскрывшуюся на минуту дверь ворвались приглушенные, но в бешеном темпе звуки лезгинки.
— Уже! Скоро начнется! — закричал Павлик, хлопая в ладоши. — Идемте скорее в красный уголок! В красный уголок! — И громким шепотом, как бы под строжайшим секретом, сообщил: — Сегодня вечером команда встречает Скво-решню.
— Идемте скорее в красный уголок! В красный уголок! — И громким шепотом, как бы под строжайшим секретом, сообщил: — Сегодня вечером команда встречает Скво-решню. Скворешня выписывается из госпиталя!
Войдя в свою каюту, капитан запер за собой дверь, сел за письменный стол и достал из его потайного ящика книгу шифров. Он долго переводил строки цифр радиограммы в буквы и слова. Дойдя до конца, он с выражением досады откинулся на спинку кресла, подумал и снова наклонился над столом, читая теперь радиограмму полностью, уже не отрываясь. Вот что он прочел:
«Ответ задержан для проверки старых и получения новых материалов из Токио и Нагасаки».
Во время первой командировки, в Нагасаки, пять лет назад, Горелов прекрасно выполнил задание, за что по возвращении был награжден орденом «Знак Почета». За два года, проведенные в командировке, много работал, изредка ходил в театры, кино, музеи, буддийские храмы, знакомился с достопримечательностями страны. Часто проводил свободные часы в обществе членов советской колонии в Нагасаки и Токио.
В следующую командировку, в Токио, два года назад, встретился с Абросимовыми, отцом и дочерью, стал бывать у них все чаще. С дочерью, Анной Николаевной, часто посещал театры, первоклассные рестораны и кафе, аристократические дансинги. Жил довольно широко. Жалованье было у него немалое, однако вряд ли его хватало. В этот период времени с членами советской колонии встречался изредка. Его дядя, Николай Петрович Абросимов, — бывший царский генерал, правительством Керенского был командирован в Японию для закупок и приемки военного снаряжения. Революция 1917 года застала его там, и в Советскую Россию он не вернулся. Дочь родилась в Японии. Жена умерла десять лет назад. Живет широко, источники доходов неизвестны. Говорят, играет на бирже. Имеет большое знакомство среди японских военных. Задание второй командировки Горелов выполнил также хорошо.