Партию клонов доставили на «Молукку» специальным фургоном, предоставленным фирмой-изготовителем. На столе Герхоха лежал контракт с приятно пахнущим свежим оттиском круглой печати. В окно Герхох видел, как клоны, одетые в новые синие комбинезоны, один за другим выпрыгивают из фургона. Все рослые, ладно сложенные, сильные — как и было обещано. И все разные. Трудно было привыкнуть к мысли о том, что они не люди. В конце концов, менеджер прав: куда проще считать их людьми. Герхох вложил контракт в папочку, папочку — в ящик стола; после чего вышел из каюты и спустился в грузовой отсек — проследить за погрузкой.
В грузовом отсеке имелись трехъярусные нары, одеяла и жесткие валики, набитые опилками. В углу на высокой штанге укрепили телевизор с видеочитателем, а под ним лежала стопка дисков, в основном с порнографией и несколькими кровавыми боевиками. «Мировая классика, теннис», — подумал капитан и усмехнулся.
Забота ребят о пассажирах его, тем не менее, тронула: они явно отдали самые любимые диски. Кстати, именовать клонов не «грузом», а «пассажирами» придумал грузовой помощник — добротно воспитанный малый, мечтающий стать писателем.
Среди «пассажиров» примерно четверть составляли женщины. Команда разглядывала их с особенным любопытством. Они были все недурны собой, только портило их неприятное, мертвенное выражение лица, какое можно наблюдать у дорогих проституток, секретарш и жен больших боссов и тренеров аэробики. Для «пассажирок» особого помещения решено было не выделять — обойдутся.
Судя по всему, и нары с одеялами оказались для клонов приятной неожиданностью. Они трогали постели, переглядывались. Одни сразу улеглись, другие ходили по отсеку, рассматривали диски, жестяную посуду, сложенную для них в ящике. Двое, посмеиваясь, чокались пустыми кружками. «Второгодки, — опять подумал Герхох. — Интересно, как их перевозили в первый раз? Вповалку, как мешки? Стоймя, как лошадей?»
Он вошел в грузовой отсек и сказал в рупор:
— Гх-хм! Слышно? Прошу внимания!
Они замерли и уставились на него. Две сотни пар холодных глаз. В них не было даже любопытства.
— Наше путешествие займет приблизительно тридцать, возможно — сорок дней, — сказал капитан. — Каждому из вас выделено по комплекту спальных принадлежностей. По прибытии на место можете забрать их с собой. Питаться будете здесь же, один раз в сутки. Надеюсь на ваше благоразумие.
Он опустил рупор и еще раз окинул взглядом клонов. Те продолжали стоять неподвижно, точно ждали еще чего-то. Потом все разом словно бы ожили и вернулись к своим занятиям.
Погрузили несколько мешков с комбикормами. «Клоны охотно едят также человеческую пищу, — объяснял менеджер, — они, кстати, идеальны для утилизации пищевых отходов. Но комбикорма на первое время просто незаменимы. Экономичны, занимают мало места, содержат все необходимые элементы».
Ребята уже успели открыть один мешок и теперь разглядывали темные сухие катышки, едко пахнущие солониной. Кто-то с хрустом разгрыз несколько штук.
— Похоже на оленье дерьмо, — сказал боцман. — Но, говорят, с пивом идет неплохо.
«Молукка» взяла курс на Миру-6 с таким расчетом, чтобы обойти восьмой сектор и избежать возможных неприятных столкновений. Первые десять дней капитана не оставляло радужное настроение. Он перечислил кредиторам четыре тысячи неучтенных экю, которые выручил при заключении сделки, и обещал в самом скором времени добавить еще тысячу. Ответ пришел благосклонный.
Клоны безвылазно сидели в грузовом отсеке, исправно съедая строго учтенное количество комбикормов в день, и решительно ничем более себя не проявляли. Дважды в сутки капитан заходил в рубку — нанести визит вежливости автопилоту, как он говорил. На экране штурманского компьютера раз в полчаса появлялась новая точка, тут же присоединяемая к имеющейся кривой изящной плавной линией.
На одиннадцатый день столь приятного полета капитан застал в рубке старшего штурмана. Его звали Ирминдин. У него были редкие желтоватые волосы и замечательная густая борода. Ирминдин выглядел на редкость мрачно. При появлении капитана он поглядел исподлобья, ничего не сказал и снова уставился в экран.
— Как дела? — спросил капитан бодро и присел на ручку вертящегося кресла.
— Младший штурман Уирко в депрессии, — сообщил Ирминдин. — Невозможно доверить ей самые простые расчеты.
— Невозможно доверить ей самые простые расчеты. Ошибка на ошибке. И чуть что — рыдать! — Он хватил кулаком по столу, едва не погубив приборную панель.
Капитан переместился с ручки кресла на сиденье.
— Это она по женской части, — беспечно молвил он.
— Если бы, — вздохнул старший штурман. — Нет, все куда хуже. Она, видите ли, позавчера согрешила. Не то надавала по морде мичману Тотте, не то провела с ним ночь — у нее разве дознаешься? Побежала наутро с этим к попу, к отцу Гермиону, — а тот: не могу, мол, ни исповедь принять, ни отпущение тебе дать, поскольку, мол, все вы тут под отлучением, пока на борту богопротивный груз. И уперся — ни в какую. Она сперва ныть — не помогло; потом распереживалась. Вдруг, говорит, что-нибудь случится, и я в грехе помру? А он знаете, что ей ответил? Это, говорит, такое дело, что грех твой в случае чего поделится натрое: тебе часть наименьшая — за совершенное, мне — побольше, за неотпущенное, а капитан Герхох, да смилуется над ним Господь, будет гореть в аду по полной, значит, программе!