«А пошел ты, кретин собачий», — написал Мегингоц.
Тотчас ожил патруль. «Борт принят. Только четверо. По их словам, вами задержан священник. Подтвердите».
«Подтверждаю», — написал Мегингоц. И обернулся к двери, безошибочно угадав момент, когда она начнет открываться.
— Входите, отец Гермион! — крикнул он. — Мы тут как раз про вас разговариваем.
«Отпустите заложника», — потребовал патруль.
«Он не заложник, — сообщил Мегингоц. — Остался добровольно. Остальные подтвердят».
Спустя некоторое время патруль обратился прямо к отцу Гермиону: «Отец Юхтырь, требуем вашего возвращения. В случае отказа будет оповещена иерархия Эльбейской патриархии».
«Делайте свое дело, — написал отец Гермион, — а я буду делать мое».
И отключил связь.
Мегингоц повернулся в капитанском кресле. Священник стоял перед ним, как ученик, вызванный к директору. Мегингоц разглядывал его с непонятной улыбкой.
— Они ведь уничтожат «Молукку» — в любом случае уничтожат, — сказал наконец клон. — Ваше присутствие на борту их не остановит. А в епархию сообщат, что вас убили злые клоны.
Отец Гермион промолчал.
Мегингоц потянулся к кофейнику и сластям, завернутым в развеселую блестящую бумагу с выцветшими уже Санта-Клаусами.
— Хотите?
— Не откажусь.
Отец Гермион уселся рядом. Мегингоц отпил из своей чашки и вздохнул:
— Знаете, обожаю человеческую еду. Кофе, чай, сладкое. Мясо люблю, фрукты. Только почти никогда не перепадало.
— А я, представьте себе, люблю можжевеловую водку, — признался отец Гермион, принимая чашку из рук клона.
Мегингоц сперва удивился, а потом захохотал:
— Водку?
— Это мой тайный порок… Я ведь вырос на Эльбее, ближе к полюсу.
Там много можжевельника, и все пьют водку. И как-то по-доброму пьют, без безобразий…
Мегингоц упер подбородок в ладонь и уставился на священника немигающими глазами, совершенно хрустальными, с острой точкой зрачка. Как будто это на самом деле не точка, а восклицательный знак — вид сверху.
— Ну надо же, — протянул клон. — Вот никогда бы не подумал… А ваш отец — он тоже был священником?
Отец Гермион задумчиво поглядел на своего собеседника. Давно уже у него не возникало такого странного чувства. Время как будто замедлилось. Секунды еле плелись, минуты начали растягиваться, как жевачка.
— Нет, — сказал наконец отец Гермион. — У нас было хозяйство. Дом в лесу, молочная ферма, маленькое колбасное производство. Мое детство прошло среди запахов: копченого мяса, свежей крови, перца, пота, хвои. Никогда потом не было таких сильных, резких запахов…
Мегингоц поднес ладонь к носу и с любопытством обнюхал ее, сильно сопя.
— Вот уж не рассматривал людей с этой стороны, — признал он. — Запахи. Как странно… Возможно, люди, как и всякие животные, склонны в первую очередь воспринимать других по запаху. Поэтому клонов на самом деле почти никогда не удается по-настоящему выдать за людей. — И сунул руку под нос священнику: — Понюхайте!
Отец Гермион наклонился над этой рукой, очень белой, с небольшим лиловым пятном старого ожога чуть ниже кисти.
— Пахнет микросхемой, — сказал он наконец, удивленный.
Клон сжал пальцы в кулак и убрал руку. Вытащил из мятого кулька конфету, сунул в рот вместе с оберткой. Потом выплюнул липкую бумажку и сунул ее за компьютер.
— Когда мне было лет десять, — сказал отец Гермион, — я потерялся в лесу. Точнее сказать, зашел на дальнее болото, а там объелся ягодами и заснул. Было уже темно, когда я пошел обратно домой. Вы бывали в лесу ночью?
Мегингоц кивнул, нехорошо улыбнувшись. Священник продолжал:
— Особенно — туман и тени между деревьев. Сизые. И там, внутри, что-то шевелилось. В общем, я испугался. Стою и боюсь, а из чащи как будто смотрит кто-то…
— А потом?
— А потом я сказал: «Иезус, помоги мне преблагостью» — так всегда мать говорила. И сразу все изменилось. Я понял, что больше не один. Собственно, это было все, что я узнал о Боге — ничего большего мне не потребовалось за всю мою жизнь. Что человек на лесной дороге не один.
— Поэтому вы стали священником?
— Отчасти — да.
— Человек не один, — проговорил Мегингоц. — На лесной дороге. На любой дороге. А клон — один, ведь так, да?
Отец Гермион промолчал.
— Это потому, что души у нас нет, — проговорил Мегингоц. Он взял еще одну конфету, щека у него оттопырилась.
— И умираем мы насовсем, — добавил он.
— Да, — сказал отец Гермион.
— Паф — и больше ничего. — Мегингоц прилепил к компьютеру очередной фантик.
— Именно так.
— Как запросто вы с этим соглашаетесь, — с горечью произнес Мегингоц. — У вас-то впереди вечность, а у меня хорошо если полчаса. Только это какие-то чертовски долгие полчаса…
— Вы тоже заметили? — удивился отец Гермион.
Только это какие-то чертовски долгие полчаса…
— Вы тоже заметили? — удивился отец Гермион.
— По-вашему, время тоже принадлежит одним только людям? — Мегингоц наморщил нос. — А вас, кстати говоря, не припекут за то, что вступались за нас?
— Епархия? Обязательно!
— Нет, при чем тут ваша епархия… Я о вашем Боге.
— Понятия не имею, — вздохнул священник.
— Вы простите, что докучал вам разговорами, — сказал вдруг Мегингоц.
— Не так уж и докучали, — отозвался отец Гермион. — Вы петь умеете?