Средний пол

— Она потрясная, — говорил он. — Я бы хотел иметь такую телку. Если мне удастся найти такую женщину, я тут же женюсь на ней, заведу детей и всякое такое.

— И работать пойдешь?

— Можно будет ездить с группой. Носить детей в переносных сумках. Как папуасы. И продавать травку.

В парке жили не только мы.

На другой стороне поля жили бездомные с длинными бородами и темными от загара и грязи лицами. Все знали, что они обворовывают чужие лагеря, поэтому наш мы никогда не оставляли без присмотра. Собственно, это было единственное правило, которого придерживались все. Кто-то всегда должен был стоять на часах.

Я не уходил от почитателей «Благодарных мертвецов», потому что мне было страшно. Путешествие заставило меня осознать все преимущества компании. Я не походил на остальных, так как мы сбежали из дома по разным причинам. В обычной жизни я никогда не стал бы иметь с ними дела, но пока мне приходилось с ними общаться, так как идти было некуда. Хотя они и не отличались жестокостью, я постоянно чувствовал себя неловко с ними рядом. Выпив, они иногда дрались, но в целом исповедовали принцип ненасилия. Все читали «Сиддхартху». Книжка в затрепанной мягкой обложке переходила из рук в руки. Я тоже прочитал ее. Это одно из самых ярких воспоминаний о том времени: я сижу на камне, читаю Германа Гессе и понимаю, кто такой Будда.

— Я слышал, что Будда достиг просветления, когда перестал пользоваться кислотой, — говорит один из пацанов.

— У них тогда не было кислоты, старик.

— Зато были грибы.

— Я думаю, Будда — это Джерри.

— Ага!

— Когда я услышал, как он в течение сорока пяти минут исполняет «Поездку в Санта-Фе», так сразу и понял, что он — Будда.

Я не принимал участия в подобных разговорах. Видите, как Калл сидит под кустом, когда все «мертвецы» уже ложатся спать?

Когда я сбегал, то не думал о том, как буду жить. Я уходил, не зная куда направлюсь. Но теперь у меня кончались деньги и я был грязен. Поэтому рано или поздно мне предстояло позвонить родителям. Однако я знал, что впервые в жизни они ничем не смогут мне помочь. Как не мог помочь никто другой.

Каждый день я ходил со всеми в «Али-Бабу» и покупал там вегетарианские гамбургеры по семьдесят пять центов за штуку. Я отказался заниматься торговлей наркотиками и попрошайничать, поэтому большую часть времени проводил в роще в состоянии все более нарастающего отчаяния. Несколько раз я спускался к берегу и сидел у моря, но потом и это перестал делать. Природа не приносила облегчения. Внешний мир закончился. Повсюду был только я.

Родители же мои переживали нечто совершенно обратное этому: куда бы они ни шли, что бы ни делали, они повсюду натыкались на мое отсутствие. Через три недели после моего исчезновения друзья и родственники перестали толпами посещать Мидлсекс. И дом затих. Перестал звонить телефон. Мильтон позвонил Пункту Одиннадцать, который жил теперь на Верхнем полуострове, и сказал: «У твоей матери тяжелый период. Мы до сих пор не знаем, где твоя сестра. Думаю, матери станет лучше, если ты приедешь. Почему бы тебе не появиться здесь на выходные?» Мильтон ни словом не обмолвился о моей записке. В течение всего моего пребывания в клинике он сообщал Пункту Одиннадцать лишь самые общие сведения. Брат, расслышав тревогу в голосе Мильтона, тут же согласился приезжать на выходные и останавливаться в своей старой комнате. Постепенно он выяснил все, что со мной произошло, и отреагировал гораздо спокойнее моих родителей. Это позволило им, по крайней мере Тесси, начать свыкаться с новой реальностью. Именно во время этих выходных Мильтон, мечтавший о восстановлении отношений с сыном, попробовал снова убедить его заняться семейным бизнесом.

— Надеюсь, ты уже расстался с этой Мег?

— Да.

— Ты бросил учебу. И что ты теперь будешь делать? Мы с матерью плохо себе представляем, как ты там живешь.

— Работаю в баре.

— В баре? И кем же?

— Поваром.

Мильтон чуть выждал.

— Может, тебе лучше заняться Геракловыми хот-догами? Ты же их изобрел.

Пункт Одиннадцать не сказал ни «да» ни «нет». К этому времени ему было уже двадцать лет, и он начал лысеть. Когда-то он был книгочеем и изобретателем, но шестидесятые все изменили. Под влиянием этого десятилетия он стал вегетарианцем, приверженцем трансцендентальной медитации и потребителем пейота. Когда-то давным-давно он распиливал пополам мячики для гольфа, чтобы выяснить, что у них внутри, теперь его интересовало содержимое собственной головы. Убедившись в полной бесполезности формального образования, он перебрался на Верхний полуостров, подальше от цивилизации. Мы оба возвращались к природе: Пункт Одиннадцать на Верхнем полуострове, я — в парке «Золотые ворота». Однако к тому моменту, когда отец сделал ему свое предложение, он уже начал уставать от глуши.

— Ну пошли, давай съедим по хот-догу, — предложил Мильтон.

— Я не ем мяса, — ответил Пункт Одиннадцать. — Как я могу заниматься рестораном, если я не ем мяса?

— А я как раз подумываю о том, чтобы открыть салат-бары, — сказал Мильтон. — В наше время многие предпочитают безжировую диету.

— Это хорошая мысль.

— Ты правда так думаешь? Тогда ты этим и займешься, — и Мильтон шутя толкнул Пункт Одиннадцать локтем. — Начнем с того, что назначим тебя вице-президентом, ответственным за салат-бары.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207