Я всегда любил тетю Зою. Мне нравились ее громкий, властный голос и ее чувство юмора. Она вела себя громче большинства мужчин, и никто не мог заставить так смеяться мою мать, как она.
Например, в то воскресенье в один из многочисленных перерывов она обернулась и сказала:
— Я понимаю, почему я здесь. Но что ты здесь делаешь, Тесси?
— Нам с Калли захотелось прийти в церковь, — ответила моя мать.
— Как тебе не стыдно, Калли? — с насмешливым осуждением прогнусавил Платон, который был таким же низкорослым, как и его отец. — Что ты такого наделала?
— Ничего, — ответил я.
— Эй, Сок, — зашептал Платон своему брату, — тебе не кажется, что она покраснела?
— Наверное, натворила чего-нибудь и не хочет нам рассказывать.
— А ну-ка тихо, — приструнила их тетя Зоя, так как к нам с кадилом приближался отец Майк.
Мои кузены выпрямились, а мама, склонив голову, принялась молиться. Я последовал ее примеру. Тесси просила у Господа, чтобы Он вразумил Пункт Одиннадцать. А я? А я — чтобы у меня начались месячные и Он наложил на меня стигмат женщины.
Лето шло своим чередом. Мильтон достал из подвала наши чемоданы и распорядился, чтобы мы с Тесси начали складывать вещи. Я загорал с Объектом в Маленьком клубе, представляя себе доктора Бауэра, рассуждающего о пропорциях моих ног. До визита оставалась неделя, потом полнедели, потом два дня…
Так мы приближаемся к субботнему вечеру 20 июля 1974 года. Вечеру, заполненному разъездами и составлением тайных планов. Ранним воскресным утром, когда в Мичигане стояла еще ночь, турецкие самолеты вылетели со своих баз на материке, направившись на юго-восток, к острову Кипр. В древних мифах боги, благоволившие к смертным, зачастую прятали их в тумане. Афродита, скрыв таким образом Париса, спасла его от верной смерти от руки Менелая, а потом так же похитила Энея с поля битвы. Вот и турецкие самолеты летели над морем в полной мгле. Той ночью киприотские военачальники сообщили о таинственном сбое своих радаров. Экраны были заполнены тысячами мигающих точек — сплошным электромагнитным облаком, под прикрытием которого турецкие самолеты достигли острова и начали его бомбить.
Тем временем в Гpocc-Пойнте Фред и Филлис Муни тоже собирались уезжать — в Чикаго. На крыльце, махая руками, стояли их дети Вуди и Джейн, вынашивавшие собственные тайные планы. А к дому Муни уже летели другие серебряные бомбардировщики — с пивными бутылками и банками — к нему приближалась целая эскадрилья машин, забитых подростками, среди которых были Объект и я.
Напудренные и нарумяненные, с завитыми волосами, в юбках из тонкого вельвета и в сабо, мы вышли на лужайку перед домом.
— Ты моя лучшая подруга? — закусив губу, остановил меня Объект, прежде чем войти в дом.
— Да.
— О’кей. Мне иногда кажется, что у меня изо рта плохо пахнет. — Она запнулась. — Беда в том, что самому это очень сложно определить. Поэтому… — она снова помедлила, — может, ты проверишь?
Я не знал, что ответить, и поэтому промолчал.
— Или это очень противно?
— Да нет, — выдавил я.
— Ну тогда вот. — Она наклонилась и выдохнула мне в лицо.
— Все нормально, — ответил я.
— Хорошо. Теперь ты.
Я тоже склонился и дунул ей в лицо.
— Отлично, — с решительным видом заявила она. — Теперь можно идти на вечеринку.
Я еще никогда не бывал на вечеринках и испытывал сочувствие к родителям. Чем больше сотрясался дом от этого нашествия, тем больше я съеживался при мысли о происходящих разрушениях. Ковры от Пьера Дьё были усыпаны пеплом, обивка антикварной мебели залита пивом, в кабинете мальчики смеясь писали на призовой кубок по теннису, а по лестницам поднимались парочки, исчезавшие за дверьми спален.
Объект старался вести себя как взрослая, имитируя скучающее, надменное выражение лица, подмеченное ею у старшеклассниц. Опередив меня, она вышла на заднее крыльцо и встала в очередь за бутылкой пива.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я.
— Собираюсь получить пиво.
На улице уже довольно темно. Как и всегда на публике, я скрываюсь за своими волосами. Я стою за Объектом, ощущая себя лицом среднего пола, когда вдруг кто-то сзади закрывает мне руками глаза.
— Угадай — кто?
— Джером.
Я убираю его руки и поворачиваюсь.
— Как ты узнала?
— Запах.
— Ого, — произносит чей-то голос из-за его спины.
Я перевожу взгляд, и меня пробирает дрожь. За Джеромом стоит Рекс Риз, тот самый парень, который утопил Кэрол Хенкель, наш местный Тедди Кеннеди. Он опять выглядит не слишком трезвым. Темные волосы закрывают уши, а на груди на кожаном ремешке висит голубой коралл. Я всматриваюсь в его лицо в поисках признаков раскаяния или сожаления. Однако Рекс смотрит не на меня, а на Объект, и на его губах блуждает легкая улыбка.
Оба парня ловко разделяют нас с Объектом и поворачиваются спинами друг к другу. Я бросаю на Смутный Объект последний взгляд — она стоит, сунув руки в задние карманы своей вельветовой юбки. Поза как будто случайна, но на самом деле она подчеркивает ее грудь. Объект поднимает глаза на Рекса и улыбается.
— Завтра я начинаю снимать, — говорит Джером.
Я не реагирую.
— Фильм. О вампирах. Tы уверена, что не хочешь в нем участвовать?
— Мы уезжаем на этой неделе.