— Обидно, — отвечает Джером. — Это будет гениально.
Мы оба молчим, и через мгновение я замечаю:
— Настоящие гении никогда не считают себя таковыми.
— Кто это сказал?
— Я.
— Почему?
— Потому что гений на три четверти состоит из труда. Никогда не слышал об этом? Стоит возомнить о себе, что ты гений, и на этом все заканчивается: начинаешь думать, что все, что ты делаешь, — шедевр.
— Просто мне нравится снимать фильмы ужасов, — отвечает Джером. — С редкими вкраплениями обнаженки.
— Просто не пытайся быть гением, может, тогда случайно им и станешь, — говорю я.
Он как-то странно внимательно смотрит на меня, но при этом продолжает улыбаться.
Он как-то странно внимательно смотрит на меня, но при этом продолжает улыбаться.
— В чем дело?
— Ни в чем.
— А что ты на меня так смотришь?
— Как?
В темноте его сходство со Смутным Объектом проявляется еще больше. Рыжевато-коричневые брови и желтовато-коричневый цвет лица — все это снова оказывается передо мной в доступной и безопасной упаковке.
— Ты гораздо умнее, чем большинство подруг моей сестры.
— А ты большинства друзей моего брата.
Он склоняется ко мне. Он выше меня, что существенно отличает его от сестры. И этого оказывается достаточно, чтобы вывести меня из транса. Я отворачиваюсь, обхожу его и приближаюсь к Объекту. Она по-прежнему сияя смотрит на Рекса.
— Пошли. Надо проверить, — говорю я.
— Что проверить?
— Ну, ты знаешь.
И мне удается оттащить ее в сторону. Она продолжает улыбаться и бросать через плечо многозначительные взгляды. Как только мы спускаемся с крыльца, она поворачивается ко мне с хмурым видом.
— Куда ты меня тащишь? — раздраженно спрашивает она.
— Подальше от этого кретина.
— Ты что, не можешь оставить меня в покое?
— Ты хочешь, чтобы я тебя оставила в покое? Ладно, я тебя оставлю, — говорю я, не трогаясь с места.
— Я что, не могу поболтать с парнем на вечеринке? — спрашивает Объект.
— Я увела тебя, пока не поздно.
— О чем ты?
— У тебя плохо пахнет изо рта.
Это останавливает Объект. Она потрясена до глубины души и тут же сникает.
— Правда? — спрашивает она.
— Какой-то луковый запах, — говорю я.
Мы стоим на лужайке. На каменных перилах крыльца сидят мальчишки, и их зажженные сигареты напоминают во тьме светлячков.
— Что ты думаешь о Рексе? — шепотом спрашивает Объект.
— Он тебе что, нравится?
— Я этого не говорила.
Я вглядываюсь в ее лицо в поисках ответа на свой вопрос. Она замечает это и отходит в сторону. Я иду за ней. Я уже говорил, что большая часть испытываемых мною чувств является гибридами. Однако не все. Некоторые из них чисты и не имеют в себе никаких примесей. В том числе ревность.
— Рекс очень милый, — говорю я, поравнявшись с Объектом, — если тебе, конечно, нравятся убийцы.
— Это был несчастный случай, — возражает Объект.
Диск луны виден почти на три четверти. Ее свет серебрит мясистые листья деревьев. Трава покрыта росой, и мы скидываем сабо, чтобы постоять на ней босиком. Объект вздыхает и кладет голову мне на плечо.
— Хорошо, что ты уезжаешь, — говорит она.
— Почему?
— Потому что все это очень странно.
Я оглядываюсь, проверяя, не смотрят ли на нас. Но мы не различимы во тьме, и тогда я обнимаю ее за плечи.
Несколько минут мы стоим обнявшись под посеребренными луной деревьями и слушаем гремящую в доме музыку. Скоро появится полиция. Она всегда появляется. Живя в Гpocc-Пойнте, по крайней мере в этом можно быть уверенным.
На следующий день я отправился с Тесси в церковь. Как всегда, подавая пример остальным, тетя Зоя сидела впереди. Рядом в своих гангстерских костюмах восседали Аристотель, Сократ и Платон, а также окутанная черной гривой Клеопатра, с пальцами, переплетенными ниткой.
Стены церкви погружены в сумрак. В нишах и приделах мерцают изображения святых, указывающих пальцами на небеса. Из-под купола льется тусклый луч света. Воздух насыщен благовониями. А священники, расхаживающие взад и вперед, напоминают персонал турецких бань.
Потом начинается служба.
Потом начинается служба. Один из священников поворачивает выключатель, и в огромной люстре тут же вспыхивает нижний ряд лампочек. Из-за иконостаса выходит отец Майк в ярко-бирюзовой сутане с красным сердцем, вышитым на спине. Он спускается вниз и подходит к прихожанам. От его кадила клубами поднимается дым, распространяя запах вечности. «Кири элейсон, — речитативом произносит он, — Кири элейсон». И хотя эти слова почти ничего не значат для меня, я ощущаю их весомость и тот глубокий след, который они оставляют во времени. Тесси крестится, думая о Пункте Одиннадцать.
Сначала отец Майк обходит левую половину церкви. И голубоватые волны дыма омывают склонившиеся головы, замутняя свет люстры и усугубляя легочную недостаточность вдов. Дым скрадывает вопиющую яркость костюмов моих кузенов, а когда он окутывает и меня, я начинаю молиться: «Господи, не дай доктору Бауэру обнаружить, что со мной что-нибудь не в порядке. Пожалуйста, сделай так, чтобы мы с Объектом остались просто друзьями. Пожалуйста, не дай ей забыть обо мне, пока я буду в Турции. Помоги моей матери, чтобы она так не тревожилась о моем брате. И наставь Пункт Одиннадцать, чтобы он вернулся в колледж».