Солдаты Вавилона

— Я читал об этом, — сказал Вито.

— Короче, эта сбалансированная биосфера, стремясь сделать ребятам приятное, стимулировала выработку эндорфинов и, возможно, аутогенных галлюциногенов. И у ребят возникала какая-то мнимая реальность, в которой они жили, как в обычной, первой…

— И ты хочешь сказать… — начал Ноэль, но Кипрос перебил:

— Да. То же самое. Только в масштабах города — и с отягчающими факторами.

— Вряд ли это самое страшное, что может произойти, — сказал Вито.

Кипрос набрал в грудь воздуха, чтобы достойно ответить, но не успел — Ноэль обнял его за плечи.

— Расслабься, Кип, — сказал он. — Ты связался с эрмерами, а эрмеры — люди простые, грубые, гипотез не измышляют… Понимаешь, какая штука: материал, с которым нам приходится работать, позволяет резвиться, как хочешь — в поисках объяснения.

Объяснение обязательно найдется, полное, универсальное, может быть, даже изящное… Но если ты в него поверишь, то тебе тут же подвернется нечто такое… понимаешь, да? Мы поначалу очень объяснениями увлекались, и все об это как следует стукнулись: и Вито, и я… нам хорошо, мы хоть живы остались. А был у нас такой Сихард, талантливейший парень… вот. Пытался проверить свою теорию…

— Подождите, ребята… — Кипрос помотал головой. — Ноэль, ты что — хочешь сказать, что вы не пытаетесь объяснить… все это? Не верю.

— Давай я скажу, — Вито тронул Ноэля за локоть. — Видишь ли, Кип, мы имеем дело с чем-то, на сегодняшний день объяснения не имеющим. Одна закономерность, впрочем, известна: если связно сформулировать какую-нибудь гипотезу и начать ее проверять, то сначала она получит блестящее подтверждение, а потом будет начисто опровергнута. И опровергнута, как правило, шумно и грязно. Понимаешь, почему мы не проявляем энтузиазма?

— Хотя, естественно, в анналы мы все, что ты сказал, занесем, — усмехнулся Ноэль. — У Вильденбратена, помнишь: «Жизнь, конечно, имеет смысл, но человеку он недоступен»? Вот что-то подобное и в нашем деле.

— Знаешь, как в Корпус отбирают? Тебе Ноэль не рассказывал? — Вито зашарил по карманам в поисках сигарет. — Всякие предварительные проверки — это чепуха. Главный тест — на стрельбище. Мишени движущиеся, управляются якобы компьютером… то есть и компьютером, конечно. Но главный фокус в том, что когда ты прицелился и давишь на спуск, срабатывает датчик, на мишень подается сигнал — и она или прячется, или отходит в сторону… Короче, все сделано так, что попасть ты в нее не можешь, но на то, чтобы сообразить — времени тебе не отпущено… плюс всяческие шумовые эффекты. Короче, если ты истратил больше двух патронов, эрмером тебе не быть. В идеале — ты должен вообще ни разу не выстрелить. Хотя объявленная цель — поразить десять, что ли, мишеней. Понимаешь?

— Кажется, да… — медленно сказал Кипрос.

— Томаш расстрелял все патроны сразу и попросил еще, — сказал Ноэль.

— Это чтобы ты не думал, будто мы суровые догматики.

— Томаша мы любим не за это, — сказал Вито. — Томаш — это особая статья.

— Статья расходов, — уточнил Ноэль.

— Ладно, можно меня не убеждать, — сказал Кипрос. — Я рассказал — вы услышали. Может, пригодится.

— Пригодится, дружище, — сказал Вито.

— Микки, слушай меня внимательно, — глядя Микки в глаза, заговорил Ноэль. — Я нашел, что именно тебя беспокоит. Тебе довольно грубым способом загородили доступ из долговременной памяти в сознание. Это, собственно, и есть цель методики Штольца-Гусмана. Я разобрался в их кодировке и могу этот барьер убрать. Давай сейчас без эмоций подумаем, следует ли это делать. Там, за барьером, память о том, что происходило не в действительности — а в так называемой мнимой реальности. Возможно, конечно, вместе с этими оказались и какие-то необходимые сведения…

Микк поднял руку ладонью вперед.

— Это я все знаю, — сказал он. — К тому же барьер этот не сплошной, что-то через него проходит — короче, я имею представление, чего именно я не помню. Это важное, — он голосом подчеркнул: важное. — Так что… давай.

— Ладно, — сказал Ноэль, поднимая гипноген. — Смотри сюда.

Вито отошел на два шага и встал, слегка сгорбившись, опустив чуть согнутые в локтях руки — готовый, в общем, ко всему…

ТАТЬЯНА

Топили на огне воск и лили в воду — плошку за плошкой.

Воздух был тяжелый и сырой. Керосиновый чад плыл по ногам. Нити сажи тянулись с потолка, колебались и вздрагивали. Кто-то бубнил в углу. Мерзли пальцы.

Слабый свет раннего утра дрожал в высоком окне.

Леониде помогал Куц — Куцый, как звали его в школе, в этом году он ее закончил и, напуганный исчезновениями одноклассников, не поехал, как собирался и заранее хвастался, в Ленинград, в какое-то там особое училище рисования, а просидел пол-лета на берегу с планшетом и цветными карандашами. У Леониды он брал книги и разговаривал часто и подолгу и с ней, и с Фомой Андреевичем — и после этих разговоров во взгляде его появлялось превосходство, и за это Татьяна его не любила. Его вообще мало кто любил. А вот теперь он, голый по пояс, обмотанный веревками, с медной на груди пластиной, помогал Леониде в ее малопонятном пока деле.

Дима крупно вздрогнул, задремывая, и Татьяна погладила его по голове, так уютно лежащей у нее на коленях. За эти странные сутки Диме стало намного лучше, и все-таки он еще слаб — ветром качает… и спит, каждый удобный момент — спит. Но тут почему-то все спят, даже Фома Андреевич, она видела: свернулся в уголке на телогрейке… и сама она — как все… Каменные стены позволяли чуть расслабиться.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99