— Ты их сушил? — спросил Стас, принюхиваясь к дыму.
— Нет, а что?
— Вроде горчат…
Голос Стаса дрогнул, и могло показаться, что Стас просто поперхнулся, но Вито все понял и среагировал:
— Клинч!
Он повис на правой руке Стаса, на руке, ставшей вдруг железным рычагом, и на миг замедлил движение этого рычага к кобуре, а Супер в прыжке опрокинул Стаса на спину и заблокировал левую руку, и лишь Джиллина ничего не понял и смотрел остолбенело, руки Стаса напряглись еще, все тело напряглось и изогнулось, Супер вдруг взлетел в воздух, а освободившаяся рука Стаса впилась Вито в шею, и только тут Джиллина бросился в кучу-малу, пытаясь разорвать хватку Стаса и освободить Вито — и теряя бесценные секунды, но тут Супер снова оказался рядом, выхватил из патронташа Джиллины гипноген и прижал его к лицу Стаса. Багровая вспышка ударила по глазам, оставив на сетчатке подобие фотографии, и смежив веки, Вито все равно продолжал видеть то, во что превратилось тонкое нервное лицо Стаса: кровавую вампирью маску. Хватка постепенно ослабевала, по телу Стаса пробегали волны дрожи. Наконец, можно стало подняться на ноги.
— Вот так это и бывает, солдат, — сказал он Джиллине. Джиллина сидел на полу, весь белый, зажимая пальцами нос.
— Вовремя ты просек, — сказал Супер. Он стоял на коленях, плотно зажав голову Стаса, и скенером снимал движения глаз. Это позволяло судить о характеристиках разрушенного кодона. — Еще бы секунда — и все.
— Я с утра на него косился, — сказал Вито. — Что там получается?
— «Матрешка», естественно. Лиловый снаружи, внутри, кажется, желтый. Киллер прогрыз наружный слой — ну, и…
— Дерьмо наши киллеры. Пора пойти и набить морду Алеку. Уже полгода обещает сделать новый киллер.
— Где он мог его поймать? — пробормотал Супер. — Бережемся ведь, как монашки…
— Кумулянт, скорее всего, — сказал Вито. — Черт, как он меня сдавил…
— Но ты молодец, толстый. Мне бы такую реакцию.
— Ладно, не прибедняйся.
— Какое… Ну, Джи, как тебе все это?
— Неслабо, ребята… — Джиллина пошмыгал носом, обтер пальцы о брюки.
— Так я и не понял, кто мне двинул.
— Похоже, что я, — сказал Супер. — Ты в следующий раз не в потягушки играй, а за гипноген хватайся. Учили тебя, учили…
— Да я же знаю… на тренировках — все правильно делал…
— Ничего, Джи, — сказал Вито. — Нормально. Тренировки тренировками, а научиться можно только на поляне. Если за месяц не сморгнут тебя — станешь эрмером.
— Это я понимаю…
Супер отложил скенер и похлопал Стаса по щекам.
— Эй, старый, подъем! Просыпайся!
Стас поднял голову. Взгляд его был мутный и неосмысленный.
— Стас! Ты меня слышишь?
— М-да? Что? А, это ты… чесночная твоя душонка… что?
— Просыпайся, просыпайся. Нам всем пора к Стрептоциду.
— Не знаю такого… Пусти, я сплю. Я пьян и сплю.
— Желтый, — прокомментировал Супер. Вито и сам понял это. Кодоны желтого спектра вызывали сильнейший выброс эндорфинов, и клиника постдеструкционного синдрома напоминала банальное опьянение. На поляне, случалось, это приводило к серьезным ошибкам.
— Что делать, пусть спит, — сказал Вито. — Давайте-ка, ребята, я вас проверю на всякий случай.
Через полтора часа, наконец, все, кого это касалось, собрались в «бункере» — особо изолированном помещении в пристройке. Попасть туда можно было только с помощью специального лифта, управляемого с центрального поста охраны. В случае чего оттуда же, с центрального поста, в бункер подавался усыпляющий газ.
Автономный стац-эрм гудел и попискивал, загружаясь. Томаш нервно расхаживал перед ним, потирая пальцами виски. Выглядел Томаш плохо. Нос заострился, скулы торчали, глаза ввалились и горели. Со щек не сходил лихорадочный румянец. Вито, увидев Томаша, прямо спросил — и получил прямой ответ, что да, Томаш ввел себе «джерри» — род лилового кодона семисотого разряда, который вызывает сильнейшее постоянное возбуждение; вот уже неделю он ходит под «джерри», возможно, нахватался чего-нибудь еще, но проверку и освобождение придется отложить хотя бы до вечера, потому что тогда он сразу уснет — и все, а дело не терпит отлагательств. Но ты уж, Вито, дружище, приглядывай за мной — вдруг…
Всяческие «вдруг» случались все чаще — хотя техника становилась все более совершенной, а методики — отлаженными. Несмотря на введенные программы-киллеры, на ежеутренние проверки гипногенами, на поощряемую склонность обращаться за проверкой по малейшему подозрению, несчастные случаи с эрмерами продолжались. То, что только что было со Стасом, относилось к рядовым и легчайшим инцидентам. В прошлом году была волна смертей от остановок сердца в момент проверки — как оказалось, примитивнейший серый кодон соответствующим образом модифицировал киллер. С этим научились справляться, но весной появились многослойные кодоны, и киллер, разрушив внешнюю оболочку, высвобождал то, что было внутри. Первой их жертвой в Корпусе стал, похоже, Поплавски. Почувствовав усталость и раздражение, он решил, что поймал простой лиловый кодон, попросил кого-то освободить его — и вдруг учинил побоище на этаже, убив четверых и четверых ранив, после чего застрелился сам. Снятая с остывающего мозга ноограмма показала, что височные, теменные и затылочные поля охвачены сверхвозбуждением, и можно только догадываться, что он видел и с кем сражался в свои последние минуты… После этого все стали в обязательном порядке сдавать оружие при проверках, но смертельные случаи продолжались. Бергель сразу предложил перевооружить Корпус — чтобы пистолеты стреляли не пулями, а капсулами с парализующим веществом. Почему-то оказалось, что существующие виды оружия для такой переделки не годятся, и только к осени новые револьверы «серпент» начнут поступать — сначала для натурных испытаний.