Соловец пот со лба смахнул и кричит врагам:
— Хватит, хватит кровь проливать, дайте мне командира вашего, говорить буду!
Обрадовались кирзуны, опустили луки, зашушукались и вышел пред строем Командующий, увешанный ножами и орденами.
— Чего тебе, надо, русский! – крикнул – или струсил с моим войском биться?
Пригляделся Соловец к командующему, ба! Да это старый приятель, толстый Баргур!
— Эй, Баргур, не признал ты меня, видать? А ведь словом клялись мы друг другу не враждовать!
Присмотрелся Баргур, узнал купца. Но не обрадовался, а только злее сделался. Кричит:
— А что слово, купец? Это звук пустой, а сильный человек как слово дал, так может и обратно взять! Я свои слова обратно беру, невыгодно мне с тобою дружить!
Осерчал Соловец:
— Ах ты, кишка овечья! А у нас не принято словами бросаться, но коли ты такой подлый, то и я свои слова назад беру!
— Тогда биться давай будем заново, до победы, что ж ты бой остановил?
Сжал кулаки Соловец и отвечает:
— Да уж сколько можно? Сколь жизней извели в драке, а конца не видать! Чай, не обрадуются жены кирзунские, когда мужей своих мертвыми увидят. Давай, Баргур миром дело решать!
Захохотал Баргур так, что с ив прибрежных листва посыпалась:
— Ха-ха-ха! А какой такой мир, когда ты в ловушке, как мышка, а я котом с тобой играюсь? У тебя, купец, хоть и богатый город и жители храбрые, а скоро все закончится! И колодцы все повычерпаете и последние крохи по амбарам сметете! Все равно помирать. Пусти лучше меня в город, заплати тем, что попрошу, и тогда не стану я вашего народа трогать! И всех отпущу! Как?
Ах, подлый кирзун! Как заговорил! Не бывать такому, чтоб исконно русскую землю кирзунскими сапогами топтали! Так думал славный Соловец, а соратникам своим подмигнул и сказал так:
— Ты же меня без ножа режешь, Баргур! И войско у тебя больше, и припасы ты получаешь справно, да еще платы просишь! А где я тебе чего возьму? Злата мы отродясь не копили, камней драгоценных самоцветных в палатах у себя не держим, чего тебе надобно от нас?
Услышав такую речь, заулыбался довольный Баргур, ручищи свои жадные потер и кричит Соловцу громко, чтобы все жители Опорска слышали:
— Надо мне сущую малость. Наместника своего в Опорске поставить! Чтобы народ твой на полях для Великой кирзунской империи трудился! И еще Борща в шею гнать, а жену его мне отдать!
Что тут сделалось! Жители Опорские закричали, забушевали. Где это видано, чтобы грязный кирзун свой рот на русских красавиц разевал! Едва в бой не ринулись мужики, но Соловцу удалось сдержать народ. Кричит им неистово. Что, вы, с цепи сорвались! Или не помните задумку нашу, пусть этот толстый мелет, что хочет! Нам сейчас соглашаться да охать, а когда впустим их в западню, тогда поглядим, как он запляшет. Еле удалось мужичков горячих усмирить.
Говорит тогда Соловец Баргуру:
— Твоя взяла! Согласны мы, а Борщ Иванович давно уже не жилец, забирай Ксению!
И велел ворота открыть.
Пока Соловец-молодец толстого Баргура на стенах вокруг пальца обводил, причалила к другому берегу острова Опора лодочка. Тихо плеснула водичка речная и скрипнули уключины. И вышли из лодочки десять смельчаков во главе с Алешкой и колдуном Сивошкой.
Выгрузились на берег родной и стали думать, как в город пробираться. Решили двумя тайными отрядами идти вкруговую и проникать к Борщу под покровом ночи. Но сначала снарядить разведку к стенам городским и что там творится проследить. Волновались воины перед опасным делом.
Только дед один не волновался. Бегал вокруг дружинников и все прибаутками сыпал:
— Вот речка Ус, а в ней налим, кто смелее и я с ним! Ай, Алешка!
— Подожди дедушка родимый, не до шуток нам сейчас, город близок.
Стали поисковики к разведке в город готовиться, оружие налаживать, стрелы подтачивать. А дед Сивошка не унимается, как ребенок малый, прыгает да прихохатывает:
— Ивушку сломаю, нитку примотаю, крючок прицеплю и налима словлю! Ай, Алешка, хочешь налима? Сладкого печеного?
Разозлился Алешка не на шутку и как цыкнет на волшебника:
— Ну, что ты, дедушка, голову-то нам морочишь? Какой тут налим к черту? Там, небось, родители мои да родственники погибают, а я тут рыбалкой баловаться буду? Сядь, дед, не мельтеши перед глазами!
Совсем обезумел колдун, слов Алешкиных не слышит, а все по берегу носится и приговаривает:
— Чую налима, чую! Ай, сладкий, ай плывет! Рыбка, рыбка не плыви так шибко!
Заволновались дружинники, никак дед одичал в лесу, и разум совсем потерял в близости людей? Что-то не бывало такого за ним, пока в дороге были. Как бы все его колдовство не растерялось. Рассуждают ребята между собой:
— Надо бы колдуна поймать.
— И связать его, чтобы не натворил чего!
— Там уж до города на горбах своих дотащим, бес с ним.
А дед Сивошка бесшумно как подскачет к ним, как двинет по затылку одному дружиннику. И зашипел на воинов, словно уж лесной:
— Лбы вы осиновые, бегом в укрытие, лазутчики здесь!
Попрыгали воины с мест, кинулись в кусты и на землю упали.
А перед ними вдруг такая картина образовалась. Вода речная взбурлилась, заволновалась и вышли из воды три существа непонятных. Вроде люди, а вроде рыбы, ноги две, руки две, а головы щучьи и хвосты сзади плавниковые. И все чешуею блестят.