— О, — стонал он, — чары, чары… тяжкая, запутанная, холодная, липкая сеть колдовства! Я заживо погребен. Я втянут под землю, в черную тьму… сколько лет прошло? Сколько я прожил в этом колодце — десять лет или десять веков? Я окружен врагами. О, сжальтесь. Выпустите меня, дайте мне вернуться! Дайте мне ощутить ветер, увидеть небо… Я помню маленький пруд. Когда смотришь в него, видишь деревья, растущие в воде вверх ногами, а под ними, глубоко-глубоко, светятся голубые небеса…
Он поднял глаза на путников, и его тихий голос вдруг окреп.
— Скорее! Я снова в здравом уме. Так бывает каждую ночь. Стоит мне выбраться из этого кресла — и я навсегда останусь самим собой, снова стану человеком. Но каждую ночь меня связывают, и каждую ночь я сознаю, как безнадежен мой плен. Но вы-то мне не враги. Я не ваш пленник. Быстрее! Разрежьте эти веревки!
— Стойте спокойно. Не шевелитесь, — приказал детям Лужехмур.
— Умоляю, внемлите мне, — рыцарь старался говорить спокойно. — Вам сказали, что если я встану с этого кресла, то убью вас и превращусь в змея? Вижу по вашим лицам, что так оно и было.
— Вам сказали, что если я встану с этого кресла, то убью вас и превращусь в змея? Вижу по вашим лицам, что так оно и было. Это ложь. Именно в этот час я в здравом уме, а в другое время — заколдован. Вы ведь не подземцы, разрежьте мои путы!
— Спокойно, спокойно, спокойно, — зашептали друг другу путешественники.
— О, у вас каменные сердца! — воскликнул рыцарь. — Поверьте мне, перед вами несчастный, который мучился больше, чем может вынести человек. Какое зло причинил я вам, что вы становитесь на сторону моих врагов, желая продлить мои муки? Минуты бегут быстро. Сейчас вы еще можете меня спасти. Когда же минет этот час, я снова стану безмолвной игрушкой, псом, или нет
— орудием злой колдуньи, наделенной дьявольской силой, обращенной против всех людей. И как раз сегодня ее нет! Вы лишаете меня единственной возможности спастись.
— Ужас какой — сказала Джил. — Куда лучше всего этого не видеть.
— Спокойно, — повторил Лужехмур.
Голос пленника превращался в крик.
— Отпустите меня, отпустите! Дайте мне меч. Мой меч! Стоит мне освободиться, и я отомщу подземцам так, что они запомнят на тысячу лет!
— Припадок начинается, — заметил Ерш. — Надеюсь, привязан он крепко.
— Да, — сказал Лужехмур. — Если его сейчас отвязать, он будет вдвое сильней обычного. А я не слишком хорошо умею обращаться с мечом. Он нас без труда прикончит, а потом превратится в змея, с которым Джил в одиночку не справится.
Узник так напрягся, что веревки врезались ему в запястья и лодыжки.
— Знайте, — продолжал он, — однажды мне удалось разорвать путы. Но колдунья в тот раз была при мне. Теперь же она вам не помешает. Освободите меня, и я стану вам верным другом. Если же не сжалитесь — навсегда буду вашим смертельным врагом.
— Хитер, а? — сказал Лужехмур.
— В последний раз, — продолжал узник, — умоляю вас, освободите меня. Страхом и любовью, светлыми небесами Надземья, великим Львом, самим Асланом, заклинаю вас…
— Ой! — вскрикнули все трое пришельцев, словно от боли. «Это знак» — сказал Лужехмур. «Это только слова знака», — осторожно возразил Ерш. «Но как же нам быть?» — спросила Джил.
Вопрос был ужасный. Зачем же они клятвенно обещали друг другу, что ни в коем случае не освободят рыцаря, если теперь собирались отвязать его при первом упоминании дорогого для них имени? А с другой стороны зачем они заучили знаки Аслана, если не собирались им подчиняться? Но, опять же, неужто Аслан и впрямь велел бы им освободить кого угодно, даже безумца, если тот станет заклинать его именем? Может быть, это простое совпадение? Что если королева Подземья знает о знаках и заставила рыцаря произносить имя Аслана, чтобы заманить их в ловушку? И все-таки, вдруг, это подлинный знак?.. Три знака они уже пропустили, теперь это был последний шанс.
— Ох, если б только знать наверняка! — воскликнула Джил.
— Я думаю, мы знаем наверняка, отвечал Лужехмур.
— Тебе кажется, все будет в порядке? — спросил Ерш.
— В этом я не уверен. Видишь ли, Аслан ведь не сказал Джил, что случится. Он только велел ей следовать знакам. Не удивлюсь, если этот малый прикончит нас, как только освободится. Но мы все равно обязаны подчиняться знаку.
Они посмотрели друг на друга посветлевшими глазами. Страшная была минута.
— Хорошо, — вдруг сказала Джил, — покончим с этим. Прощайте, друзья… — Они пожали друг другу руки. Рыцарь громко стонал, на его губах выступила пена. — Вперед, Ерш, — скомандовал Лужехмур. Они с Ершом вынули мечи и шагнули к пленнику.
— Во имя Аслана, — они принялись неторопливо перерезать веревки.
— Во имя Аслана, — они принялись неторопливо перерезать веревки. Как только узник освободился, он одним прыжком пересек комнату и схватил со стола свой меч, который у него отбирали на время припадков.
— Получай! — крикнул он, обрушив первый удар на серебряное кресло. Меч, должно быть, был отличный. Серебро под его тяжестью коробилось, словно картон, и через мгновение от кресла осталась только груда сверкающих обломков на полу. Вдруг они ярко вспыхнули, а затем раздался грохот, похожий на удар грома, и в комнате запахло чем-то отвратительным.