Клейборн помолчал, снова задумавшись над тем, нужно ли ему рассказывать о том, что произошло накануне вечером. Какой смысл? Сценарий был сейчас важнее.
Какой смысл? Сценарий был сейчас важнее.
— Я сделал кое-какие заметки, — сказал Клейборн. — Если хотите взглянуть…
— Отлично.
Клейборн открыл дипломат и достал из него желтые листки.
— Надеюсь, вы разберете мой почерк.
Эймс разобрал.
Его глаза быстро забегали по исписанным листкам, ничего не выражая. Однако Клейборн без труда догадался о его реакции. Он уже давно понял, что рты зачастую особенно красноречивы, когда не говорят. Рот Эймса не был исключением. Сперва его губы растянулись в легкой улыбке, потом начали постепенно сжиматься. И наконец, верхняя губа искривилась, неодобрительно застыв.
Пора было вмешаться.
— Пожалуйста, поймите меня правильно, — сказал Клейборн. — Я не критикую то, как написан сценарий. Только содержание. Жестокость.
Эймс взглянул на него.
— Теперь это называется иначе. Касса.
— Знаю. Но я думал, вы попытаетесь этого избежать.
— В первом варианте пытался. — Эймс занял оборонительную позицию. — По большей части то, против чего вы возражаете, — работа Виццини. Он частично переписал сценарий, и Дрисколл принял его.
— Я, кажется, напрасно теряю время, — сказал Клейборн. — Мне казалось, что, как технический консультант, именно я должен предлагать изменения.
— Технический — да. Предлагать — да. Но главный — Виццини: он отвечает за одобрение сценария, кастинг, производство. Я уже говорил вам, как он настаивал на кандидатуре Джан, потому что она похожа на Мэри Крейн.
— Это другое, — сказал Клейборн. — Вы обратили внимание на мои замечания к ее сценам?
— Обратил, — коротко ответил Эймс, и Клейборн быстро продолжил:
— Мне показалось, что ее роль слишком уж проста, однобока…
— Ладно, пусть так. — Эймс пожал плечами. — Если хотите знать, я специально написал ее так. Джан пока не готова к чему-то серьезному, хотя сама она так не думает, а я не хочу, чтобы она лезла из кожи вон. Играет она довольно хорошо, но стоит поближе ее узнать, и понимаешь, что она способна на большее.
— Надеюсь, — сказал Клейборн. — Кстати, я только что столкнулся с ней на парковке. Она пригласила меня сегодня поужинать.
Эймс ничего на это не ответил, за него говорили резко поджатые губы.
И тут зазвучал внутренний голос Клейборна. «Зачем ты сказал ему это? Очевидно, что он привязан к этой девушке. Тебе был нужен союзник, а теперь ты заполучил ревнивого соперника».
Он быстро улыбнулся, стремясь сгладить неловкость, вызванную его заявлением.
— Но важно не это. Мы должны… как здесь говорят?.. вылизать сценарий. Если вы готовы изменить некоторые строки, на которые я указал…
— Указали? — Враждебность Эймса сделалась явной. — Все эти разговоры насчет замены, скрытого смысла, реактивных образований…[28] все это звучит как медицинское заключение!
— Простите. Я лишь хотел…
— Не надо чертить диаграммы. Вы ведь всего-навсего врач, не так ли? — Эймс покачал головой. — Психиатры, как и экономисты, метеорологи, сейсмологи, — это просто люди, которые разгадывают загадки с помощью тех или иных приспособлений. Когда-нибудь все, что вам недоступно, смогут делать компьютеры.
— Меня это устраивает. — Клейборн был невозмутим. — Но сейчас это нам не поможет. Я хотел бы остановиться на том, какую роль вы определили Джан. Главное — смягчить жестокость.
— Невозможно.
— Невозможно. Я же сказал вам: Виццини хочет, чтобы она была.
Клейборн пожал плечами.
— Тогда надо переменить акценты.
— Что это значит?
— Основная проблема с подобными фильмами заключается не в самой жестокости, а в отношении к ней. Сегодня главная опасность состоит в том, что антиобщественное поведение стало способом решения любых вопросов. Герои, антигерои, злодеи — все добиваются успеха, взяв закон в свои руки. Мы можем воспринимать поведение Нормана таким, как оно есть, не затупляя его нож и не стирая с него кровь. Но не надо оправдывать его.
Теперь Эймс слушал его, и Клейборн быстро продолжил:
— Давайте хоть раз скажем правду. Признаем, что убийство ничего не решает, в нем нет ничего героического, и Норман Бейтс — не тот человек, которому следует завидовать или подражать. Если об этом не забывать, то не так уж и много придется переписывать. Всего-то и нужно слегка изменить акценты, изобразив его одержимым, страдающим человеком, чьи неадекватные поступки приносят ему страдание, а не удовлетворение.
— И это все, что вы можете посоветовать? — Эймс сделал недовольную мину. — Перевести часы на пятьдесят лет назад и сказать зрителям: «Преступление не окупается»?
— Может, пришло время именно так и поступить. Пятьдесят лет назад, было намного меньше убийств, а если они и совершались, то в основном профессиональными преступниками. Теперь пришло время любителей: все, от начинающего террориста до уличного мальчишки, готовы пролить чужую кровь ради того, чтобы повысить свой статус. Потому что наши фильмы, телевидение, книги и пьесы говорят им, что насилие приносит прибыль.
— Вы когда-нибудь слышали о «поколении Я»? Вот что сегодня продается.
— Не только это. Черт побери, я не набожный человек, но знаю, что Библия по-прежнему возглавляет списки бестселлеров. И она громко и четко возвещает: «Возмездие за грех — смерть».[29]