— Конечно, Кассий оно же написано по-финикийски, — заметил Чайка, а про себя неожиданно подумал: «Если оно действительно столь важное, почему же его тогда не зашифровали? Наверняка тот, кто писал его, знает подобные уловки. А может, оно должно было попасть к нам в руки, и сам Марцелл все это спланировал? Но зачем? Эх, Федор, вляпался ты в очередную историю с политиками. И в ней, черт побери, ничего пока не ясно. Не хватает деталей».
— Откуда ты приплыл? — как-бы между прочим поинтересовался Федор, присев рядом с пленником на корточки.
— Из Акраганта, — угрюмо ответил Кассий, — я должен был передать претору это письмо и вскоре тайно отплыть обратно в южную часть острова.
— Куда? — уточнил Чайка, увидев, что римский декурион больше не скрывал от него того, что знал.
— На этот раз в Лилибей. На побережье меня ждет триера. А в Лилибее, в условленном месте, меня будет ждать посланник одного из вельмож Карфагена, который передаст мне другое письмо. Это все, что мне известно.
Выпалив последнюю фразу, Кассий застонал и прислонился к холодной каменной стене.
— Если бы не приказ Марцелла, то я уже скакал бы на побережье, — проговорил он в отчаянии, — а теперь… но я хотя бы умру, зная, что его план не удался. И пусть боги покарают его!
«Это просто подарок судьбы, что он так же ненавидит Марцелла, — подумал Чайка со странной смесью интереса и опасности, — похоже, мне выпал шанс распутать этот клубок».
— На побережье ты, возможно, еще успеешь, — неожиданно для себя самого проговорил Федор, у которого мгновенно созрел план, — когда ты должен был прибыть в Лилибей?
Кассий, уже приготовившийся к встрече с богами, в растерянности посмотрел на своего тюремщика.
— Через четыре дня.
— Что же, время еще есть, — стал рассуждать вслух Федор, словно позабыв о пленнике, — надо только добраться до Сиракуз, а триеру мы тебе найдем.
Свернув свиток и засунув его за кирасу, Чайка вышел из башни, позабыв о пленнике. Неподалеку стояло несколько пехотинцев из его хилиархии. Карталона поблизости не было. Вокруг шел бой. В воздухе проносились ядра, круша все на своем пути и превращая в кашу тела людей. Город уже был полностью блокирован легионами Марцелла. Римляне лезли на стены, как муравьи. Их оттуда сбрасывали, закидывая камнями и копьями, обстреливали из метательных машин, но они все лезли и лезли вверх.
— Найдите мне Карталона, — приказал Федор солдатам, словно штурм Леонтин его теперь не касался.
А про себя добавил: «Надо выбираться отсюда, время не ждет. Иначе я не смогу перехватить посланника и понять, кто же за всем этим стоит».
Несколько минут он провел возле башни, но Карталона все не было.
Несколько минут он провел возле башни, но Карталона все не было. Не дождавшись Карталона, весь во власти своих мыслей, Федор вскоре позабыл о нем и, сбежав вниз по лестнице, отправился на поиски Гиппократа. Чайка обнаружил военачальника греков на стене у одной из главных башен.
— Как дела? — поинтересовался Федор, пригнувшись, чтобы избежать встречи с каменным ядром, которое просвистело над его головой и рухнуло на крышу ближайшего дома.
— Плохо, — честно признался Гиппократ, — римляне уже прорвались в трех местах и бои идут на улицах. Мои новобранцы долго не выстоят. Боюсь, теперь нам не удержать город. Можно атаковать лагерь на этом берегу, но…
— Предлагаю оставить город и прорыватся в Сиракузы, — предложил неожиданный ход командир карфагенского корпуса, — здесь мы только зря положим людей. Даже если мы разрушим один лагерь, это не решит дела. На другом берегу уже есть второй. Да и римлян здесь собралось гораздо больше, чем нас. А в Сиракузах стены выше и сил больше. А также машин. Отобьемся.
— Эпикид может отказать мне в повиновении, это его родной город, [13] — проговорил в сомнении Гиппократ, прислоняясь к зубцу стены. Римляне вели мощный обстрел Леонтин из десятков орудий, подтащенных к самому рву.
— Тогда пусть остается, — махнул рукой Федор, — если он так спесив, что не хочет слушать голос разума и подчинятся тебе, пусть погибает. А ты должен спасти, прежде всего, Сиракузы. Для этого народ и сделал тебя главнокомандующим.
Гиппократ все еще колебался.
— Во время прорыва погибнет много людей, — произнес он последний аргумент.
— А если прорыва не будет, — заметил на это Федор, — то погибнут все, только чуть позже. Чтобы нанести Марцеллу поражение, ты должен сохранить армию. Ты сам говорил, что восемь тысяч гоплитов скоро подойдут с юга к Сиракузам. Значит, у тебя в запасе есть еще целая армия первоклассных бойцов. А здесь у тебя что-нибудь есть в запасе, кроме остатков регулярной армии, зажатых в тесноте улиц, нескольких тысяч новобранцев и твоей отваги?
Той же ночью, греческие гоплиты атаковали позиции легионеров и, отбросив двадцать третий легион от стен Леонтин, прорвались на дорогу к Сиракузам. Эпикид отказался покидать город. Гиппократ отставил ему полторы тысячи человек и приказ продержаться до подхода подкреплений.
За следующие два дня потрепанная армия Гиппократа из новобранцев, среди которых после прорыва осталось в живых около двух тысяч человек, восемьсот гоплитов и почти шесть сотен карфагенян с боями возвратились в Сиракузы. На одном из коней Федор привез в город римского пленника.