Онемел даже Буривой и столбом там стал, а оборотень гадский его враз увидал, хрипато расхохотался да голосом замогильным и заявляет:
–Сейчас я тебя порву, князь Буянский! Ха-ха-х! Долгонько я уже обитаю в теле слабом Хороладовом, и то тело меня пока устраивало! И знай, перед тем, как я тебя стану рвать: покуда ты за морем пребывал, я по ночам к братцу твоему в гости летал, пия кровь его поганую, и ныне князюшка Гонивой от немочи болезненной загибается! Ну а как сожру я тебя, то пойдёт мой раб Хоролад войною на твой Буян, и присовокупит он к своей державе твоё княжество! Здорово я придумал, правда? Что, княже, на это скажешь?
А за то время, покуда упырь крылатый свои гнусные словеса выкаркивал, пришёл уже Буривой полностью в себя и благородной преисполнился он яростью…
–Мечтай, мечтай, гад адовый! – прегромко в ответ он гаркнул, – Да только как бы тебе не дать маху!.. Эй, иди сюда, каркалыга ты отвратная – я те сейчас порку-то задам!
И плечи свои молодецкие пошире расправил, да плётку карающую поотвёл чуть назад.
–Ш-ш-ша-а-а-а-а! – зашипел тут ящер крылатый, да и метнулся по воздуху на витязя стоящего. Пасть ощеренная сочилась у него слюнями, а глаза выпученные пылали багровым пламенем…
Мгновенно он подле Буривоя оказался, и уж хотел было когтями кривыми его хватать, да в этот миг свистнула в воздухе чудо-нагайка, да и ожгла она упыря хищного промеж буркальных глаз.
–Оу-у-у-у! – взвыл упырь не своим голосом, да на пол-то – шлёп! Лопнула у него кожа его чёрная от удара божественной плётки, и напали на гада скукоженного ужасные корчи…
–Получай, получай у меня, мерзкая тварь! – что было мочи в руках, Бурша оборотня стегал, – Ужо не пить тебе более кровушки человеческой!..
От каждого такого богатырского стежка рвалась и лопалась шкура упырская, и из глубоких разрывов пламя с клокотаньем выбрасывалось да искры снопами вокруг рассыпалися…
Вот размахивается Буривой плёткою в очередной свой раз, а тут глядь – пропал поротый гад с глаз долой моментально, и на его месте стонущий и спящий Хоролад показался…
Не успел Бурша полёт плётки вовремя остановить и хорошенько прижарил князюшку по толстой его заднице.
Тот аж на ноги птицею взвился да в крик:
–Что такое?! Где я? Что со мною? Почему так больно?..
Опустил тогда Бурша нагайку целящую, и пот с чела стал утирать.
–Да уж, князь Хоролад, – покачал он головою с укоризною явной, – коли поведать кому, что с тобой было, так и не поверит ведь никто. И ты сам даже в то не поверишь, каков у тебя внутри жил зверь!
–Буривоюшка! Дорогой ты мой! – возликовал тогда князь спасённый несказанно, – Да неужто от злого заклятия ты меня наконец избавил?!
А у самого лицо – ну совсем ведь сделалось другое: добрым-предобрым оно стало, а было доселе презлое.
–Меня же карга одна старая заколдовала, – Хоролад в объяснения тут ударился, – за то, что я на дочке её, уродине, жениться когда-то отказался. Знал я, чуял, что за чудище во мне обитало, да не в силах был я воле злой противостоять…
А в это время снаружи спальни шум послышался чрезвычайный. Гомон людской встревоженный заполнил весь коридор, и кулаки пудовые в двери забарабанили.
–Князь! Князь! – люди оттуда орали, – Князь наш, батюшка! Что за рёв там был в опочивальне? А ну-ка, братцы – давай, двери ломайте!
Только не пришлось им ничего-то ломать. Подскочил Хоролад к дверям, да и распахнул их настежь.
–Да вот же он я! – взгорланил он радостно, – Жив-живёхонек и здоровее прежнего во сто раз!
Хлынули в спальню бояре да стражники, на князя своего с Буривоем они уставились, и никак-то не сообразят, что тут была у них за буза…
А Хоролад уже к Буривою стопы свои направил, заключил парня тотчас в отеческие свои объятия и трижды благодарно его поцеловал.
–Вот, – к челяди он, наконец, оборачивается, – прошу любить и жаловать – Буривой это, друзья, молодой князь Буянский, а ещё спаситель мой отважный от страшной одной напасти!
В-общем, в ту ночь суматошную никто уже в палатах княжеских толком-то и не спал. Приказал Хоролад и Ояра к себе немедля доставить и повинился пред ним покаянно за самодурство своё окаянное. «Не желаю, – он орал, – я для дочери своей Лании любого иного мужа, нежели ты, бравый Ояр! Вот подлечу я тебя, свет Оярушка, а потом честным пирком, да за свадебку, а? Прости, сынок, глупого старика за дурь его рьяную!»
Короче, лучше некуда у них там всё сложилось. Закатил душою исцелённый Хоролад пир величайший в честь своего избавителя славного, и всю-то неделю весь Старый Град пил там, гулял и всяко жизни радовался.
Куда как лучше пришёлся по сердцу староградцам обновлённый их князь, ибо и хорошим он стал воистину, и действительно ладным!
Ну а Буривою вскоре сделалось на этом празднике скучновато. Хоролад уже предлагал женить его на дочке своей старшей или на одной из племянниц, да только Бурша от предложений этих лестных вежливо отказался. Благодарствую, говорит, он хозяину, за великую обо мне заботу, но есть де у меня в сердце уже заноза…
Это он ту девицу в виду-то имел, которая в избушке лесной недавно его пригрела. Втемяшился в эту деваху загадочную князь наш бравый ну буквально по самую маковку: бывало, целыми днями о ней он мечтал, и не хотел ни пить он тогда, ни даже питаться.