Ох, Бурша тут и испугался! «Ё-моё! – мысль шальная в голову ему вдарила, – да неужто я в колоде окажусь сидящим, как тот кузнец в своей наковальне?!» И в то же самое мгновение вспомнил он про бубенец волшебный, силачом-кузнецом ему подаренный. Сунул он тогда руку себе в карман и слегонца в бубенец этот звякнул.
Блукш! Отвалились в ту же секунду вериги дубовые с его ног. И сделался Буривой, как и прежде, свободным. Эге, смекает он тогда быстро – надо и мне эту ведьмочку как-нибудь проучить…
Поглядел он по сторонам и видит, что под застрехою вот такенная мячина висит, а вокруг той мячины кучка тутошних шершенюг роится. Вынимает он тогда свой свисток знаменитый, на Борзановой банде добре испытанный, щёки во всю ширь пораздул – да как в него подует!
Оказалось, что и здешние шершни волшебного свистка слушаются здорово. Взметнулся тотчас обозлённых тварей тучный рой – да на Маргону! Та, естественно, завизжала бешено, будто её там режут, замахала в остервенении руками, а когда это не помогло ни мало, бросилась от шершней страшных бежать. Да только куда ж ты от этих тварей убежишь-то? Они же чисто, злыдни этакие, осатанели: каждый почитай по разу, а то и поболее раз вреднющей ведьме в тело её ладное жалом вбубенил.
–Уйми ты этих чертей, Воебур мощный! – завопила, наконец, Маргона не своим голосом, – Не стану я более колдовать на тебя! Ты, подлец, победил! Твоя, мерзавец, взяла!
Не сразу Буривой в свисток свой дудеть перестал. Поглядел он ещё немножко на мучения заслуженные ведьмы моложавой, да чудо-инструмент от уст своих и отнял. Шершни сразу же интерес к своей жертве начисто потеряли и разлетелися моментально по своим шершенячьим делам, а Маргона тяжко тогда застонала и где стояла, там на землю и брякнулась. Поглядел Буривой на её личность и от смеха чуть ли не пырснул: вздулось личико доселе пригожее как не знаю как, боже, и такие волдыри на нём повыскакивали, что прямо вай!
–Ну что, ведьма ты окаянная, – Буривой тогда к посрамлённой хозяйке обращается, – видала, каков я хват, а? Я и не то ещё могу сделать. Хочешь – размечу этот твой терем на дощечки да на жалкие щепочки?
–Стой, Воебур! – возопила на это Маргона испуганно, – Не делай этого! Верю я в твою силу – ужо убедилась! Прошу тебя… гостем дорогим у меня побыть! И не прошу даже, а о том умоляю!
–Ну что ж, это ладно, – ответил Буривой снисходительно, как бы помозговав перед тем слегка, – коли ты гнев на милость решила переменить, то и я готов у тебя чуточек погостить. Чай от этого меня ведь не убудет, правда?
Пригласила Маргона Буривоя в горницу, за стол широкий его усадила, а сама на минутку выйти отпросилася. А когда она вновь предстала пред его очами, то, к удивлению Буршиному вящему, уже ни одного волдыря на лице у неё не наблюдалось. Очевидно, помазала она тело своё ужаленное некими целебными волшебными мазями.
–О, великий мой собрат, колдун знаменитый Воебур, – с лисьим выражением на лице сказать она не преминула, – до чего я рада видеть у себя такого сильнейшего чародея! Сейчас тебя я накормлю досыта да допьяна напою…
–Э, нет, дорогая, – усмехаясь, Буривой ей возражает, – Яства да питьё будет потом. А теперь мне бы в баньку завалиться да от пыли дорожной поотмыться… Есть ли у тебя баня али таковой нету?
–Как не быть! – радостно ведьма воскликнула, – у меня, уважаемый Воебур, такая знатная имеется баня, что отродясь в таковой ты не парился! Сей же час нагрев я организую…
Хлопнула она звонко в ладоши, потом руками в воздухе помахала витиевато, губами чего-то пошептало загадочно, да и говорит, наконец:
–Готова банька, Воебур-молодец! Изволь, провожу да дорожку туда покажу…
Вышли они снова во двор, и подводит Маргона Буривоя к строению некоему невысокому, оказавшемуся и вправду баней. Зашёл Бурша в предбанник и чует, что внутри действительно очень жарко. Ну, Маргона тут его, извинившись, оставила и сказала, что ждёт-де его особу у себя за столом, а Буривой быстро разделся и в парилку – шасть. Попарился он там знатно: семь потов с его тела сошло, и вся, какая была, усталость покинула его полностью и окончательно. Омылся он под конец водою холодную и только, значит, последние капли воды на себя вылил, как вдруг чует неожиданно – ё-моё! – а в баньке-то жарче сделалось троекратно. Он – к дверям, плечом на них поднажал и аж отдёрнулся прочь лихорадочно. И то – двери-то ведь не деревянными, а железными оказалися, и уже раскалёнными весьма порядочно.
«Вот же ещё зараза! – мысленно Бурша на ведьму коварную заругался, – Закрыла тут меня, заперла – надумала, бестия хитроумная, тушку мою тут зажарить! Ну, да меня-то так легко не спечёшь – у меня, слава богу, оружие супротив жару имеется, спасибо за то Деду Морозу!..»
Подождал он ещё немного, пока воздух в бане нагрелся ещё более, а затем набрал этого воздуху полную грудь – да как вдруг дунет из уст своих морозильным стылым духом! В один миг жар внутри помещения махонького на холод сменился невероятный, так что парильщик недавний почуял себя даже зябко. Стал тогда Буривой, враз пободревший, бить ногою в застывшую железную дверь и по ту пору в них он дубасил, покуда не вышиб, наконец, железяку к такой-сякой бабушке.