Поблагодарил обрадованный князь старого мудреца за его справное врачевание, да и сели они втроём кашей завтракать. А после того, как поели, порешили они каждый в свою сторону податься: Буривой – в Аркону, на свидание с вероломным братцем, а Богумир со Светоликом – на материк, от греха, как говорится, подальше…
Ну а перед самым расставанием снял слепой ведун у себя с шеи шнурок с какой-то свистулькой и Буривою в ладонь её сунул.
–Это мой подарочек тебе, князь, – сказал он с улыбкой радостной, – Не простая это свистулька, а волшебная. Коли станешь в неё свистеть да дудеть, то сразу же на зов её пчёлы, осы, да оводы со слепнями слетятся. Слетятся и начнут жалить всех подряд безо всякой жалости. А того, кто свистит, они не тронут. Так что это тебе оружие тайное даётся супротив грозных твоих ворогов…
Поблагодарил Буривой старика искренне, до самой земли ему поклонился, потом в объятиях его стиснул, да и в путь, не мешкая, пустился. Идёт по дороге торной и мозгует, как бы ему свидеться побыстрее с подлецом Гонивоем. А кругом-то поля просторные… Луга травные… Одуванчики колышутся жёлтыми своими головами, а от них запах струится медвяный да сладкий. Солнышко яркое с неба ярко светит, и жаворонок поющий князя сверху приветствует. Радостно князю нашему после темницы треклятой на воле-то было оказаться, так что идёт он, поёт да вкруг себя поглядывает.
И прошёл он таким маршем кусок превесьма изрядный. Вот-вот надлежало уже и Арконе вдалеке показаться… А тут слышит ходок наш спешащий, что кто-то позади его скачет. Обернулся Буривой, пригляделся зорко – да ёж же твою в корень! – а это, оказывается, боярин Борзан едет со своей кодлой! Отряд с ним был ратников, человек эдак с двенадцать, все, несмотря на жару изрядную, облачены были в кольчуги и в латы, и вооружены, что называется, до самых зубов.
Это они, гады, боялися, видимо, своего народа. Да и какого там своего – не было ничего своего и родного у этого сброда.
Убежать Буривою было уже поздно. Да и не стал бы он никуда убегать – не тот у него был нрав да характер. А эти негодяи уже тут как тут нарисовалися. Догнали они его и в кольцо плотное взяли.
–Опа-на! – воскликнул удивлённо Борзан, – Да никак это наш дурак! Уже оклемался? Вот так-так! И чудесные же дела…
И он в зловещей ухмылке рожу себе оскалил.
–Послушай, боярин, – обратился к нему один из ратников, тот самый, который Буривоя хлыстом яро хлестал, – а ведь он по приметам на того малого смахивает, коего мы на прошлой неделе везде искали. Ну, на самозванца того опасного…
–Ага, точно, – согласно покачал башкою Борзан, – И как я сам об этом не догадался? Эй, ты, дурак – как звать-то тебя? Отвечай!
Для пущей строгости он ткнул Буривоя в плечо копьём. «Да, – подумал тот с сожалением, – видать, и впрямь я попал… Что ж делать-то, а?..»
И тут ему свистулька Богумирова вспомнилась внезапно.
–Как меня зовут, я сам ведаю, – ответил он боярину дерзко, – Тебе о том знать покамест будет рано…
–Это почему же рано? – усмехнулся Борзан, превосходством своим над босым пешеходом упиваясь, – Для меня ничего не рано и ничего не поздно, а всё только лишь в самый раз. Ха! А ну, молодцы – свяжите этому наглецу руки да привяжите его к седла луке. Пускай до города пробежится, как заяц, а там мы ужо найдём способ, как язык ему развязать!
–Рано радуешься, Борзайка-дурак! – воскликнул тогда Бурша в негодовании, – Это не я у тебя побегаю, а ты сам у меня сейчас зайцем станешь!
Сунул он свистульку себе в рот, да и засвистал в неё презвонко. И до того громким и пронзительным был у неё звук, что даже кони от неожиданности всхрапнули и в страхе прочь отпрянули.
Сначала-то вроде ничего не произошло. Пара пчёлок с полей, зудя пронзительно, мимо лишь пролетели. А потом и началось, да такое, что посмотреть на это было любо-дорого! Примчалась вдруг молниеносно пчела одна возмущённая да – бац! – прямо Борзану в глаз она и жиганула!
А за первой вторая, третья, десятая, двадцатая… Целые рои с полей окрестных взметнулися – и давай всю банду вместе с конями куда ни попадя жигать да жалить. Заорали мерзавцы не своими голосами, замахали они руками, словно ветряками в ураган, а кони их заржали что было мочи, и бешено понеслися прочь.
А Буривою зато хоть бы хны! Не тронули его совершенно взбешённые те рои, пожалели его, пощадили, покорились они свистульке волшебной силе…
Проследил князь со вниманием злорадным, как оголтелая вооружённая банда стремительно от него стрекача задала, а потом свернул он быстрёшенько в лесок и далее пошёл по лесным извилистым тропкам. Благо, места сии он ведь сызмальства знавал, а с тех пор, как он для всех пропал, ничего в округе, в общем-то, не поменялося радикально.
В мозгу у Буривоя уже созрел планец, как ему в родную Аркону поскорее бы попасть и, в то же самое время, в лапы захватчиков его законной власти не попасться бы.
Дело в том, что из княжеских палат за пределы города вёл тайный подземный ход. Об этом ходе знал лишь правящий в Арконе князь, и больше не знал никто. Батяня Уралад, когда Буривой уже отроком умным стал, этот ход ему как-то показал и строго-настрого запретил о нём кому бы то ни было рассказывать, даже и младшему брату. Этот ход давным-давно предки их предусмотрительные отрыли, чтобы в случае крайней нужды, в последнем, как говорится, случае, когда обложат их город врагов тьма-тьмущая, осаждённых людей наружу вывести было б можно.