был здесь, то решил подождать, что будет дальше.
И действительно, через несколько минут Грек, по-видимому, изловил то,
за чем гонялся, — во всяком случае, он остановился, тяжело дыша.
— Эй, Грек! — сказал я.
Он, вздрогнув, обернулся.
— А! — сказал он. — Старина Вирджи! — и привалился к столу, переводя
дух.
— Чертенята! — выговорил он, отдуваясь. — Они, видно, думали, что на
этот раз ускользнули. Но я с ними справился.
— Да, конечно, — сказал я. — Еще бы! Можно я войду?
Он пожал плечами.
— Да, конечно, — сказал я. — Еще бы! Можно я войду?
Он пожал плечами. Не обращая на меня внимания, положил тостер на палке,
щелкнул какими-то выключателями и выпрямился. Свистящий звук постепенно
затих, мерцавшие лампочки потухли. Другие продолжали гореть, но Грек,
по-видимому, считал, что может кончить это свое занятие, в чем бы оно ни
заключалось.
Потом подошел ко мне, и мы пожали друг другу руки. Я сказал
одобрительно:
— А симпатичная у тебя лаборатория, Грек. Не знаю, что это у тебя за
оборудование, но оно очень доро… доброкачественное, хотел я сказать.
Он хмыкнул.
— Так и есть. И то и другое. Дорогое и доброкачественное.
Я засмеялся.
— Послушай, — сказал я, — ты вчера здорово накачался. Знаешь, что ты
сказал мне о том, чем ты здесь занимаешься?
Он быстро взглянул на меня.
— Что?
— Ты сказал, что занимаешься трансмутацией, — и я засмеялся еще громче.
Он смерил меня задумчивым взглядом, и мне было показалось… ну не
знаю, что мне показалось, но мне стало не по себе. У него там было полно
всяких непонятных штуковин, и его рука потянулась к одной из них.
Но потом он сказал:
— Старина Вирджи!
— Вот-вот, — подтвердил я поспешно.
— Я должен извиниться перед тобой, — продолжал он.
— Да за что же?
Грек кивнул.
— Я ведь забыл, — признался он смущенно. — Я только сейчас вспомнил,
что это я с тобой бывал откровенен на последнем курсе. Единственный
поверенный моих секретов. И ты сохранял мою тайну все это время.
Я кашлянул.
— Брось! — сказал я великодушно. — Пустяки какие!
Он одобрительно кивнул.
— Да, это похоже на тебя, — сказал он, отдаваясь воспоминаниям. —
Десять лет, а? И ты ни словом не проговорился, верно?
— Ни словом, — заверил я его, и это было чистой правдой. Я
действительно ни словом не проговорился. Даже самому себе. Дело в том, что
я не имел ни малейшего понятия, о чем он говорил. Я сохранил его тайну? Я
даже не помнил, что это была за тайна! И теперь чуть с ума не сходил от
злости.
— Я был уверен в тебе, — сказал Грек, вдруг оттаивая. — Я знал, что
могу тебе доверять. Наверное, так — иначе я бы ничего не сказал тебе,
правда?
Я скромно улыбнулся. И продолжал изо всех сил напрягать свою дурацкую
память.
Потом он сказал:
— Ладно, Вирджи. Ты имеешь право на вознаграждение за то, что умел
молчать. Вот что: так уж и быть, я скажу тебе, над чем я работаю.
И сразу у меня напряглась шея. Что он сказал? «Так уж и быть…»? Я сам
часто пускал эту фразу в ход.
— Для начала, — сказал Грек, внимательно всматриваясь в меня, — тебя,
может быть, интересует, чем я занимался, когда ты вошел?
— Конечно, — ответил я.
Он немного поколебался.
— Некоторые.
.. ну, частицы, нужные для моих исследований, постоянно
стремятся к освобождению. Я могу держать их под определенным контролем
лишь при помощи электростатических сил, генерируемых вот здесь, — и он
взмахнул штукой, похожей на тостер на палке. — Назначение же их… Вот,
посмотри!
Эль Греко начал возиться с мерцающими стеклянными приборами на одном из
столов, а я наблюдал за ним, признаюсь, с некоторой долей подозрения.
— Что ты там делаешь, Грек? — спросил я довольно грубо.
Он оглянулся на меня. Тут я с удивлением обнаружил, что подозрение было
обоюдным; он хмурился и медлил в нерешительности. Наконец он тряхнул
головой.
— Нет! — сказал он. — На минуту я… Но ведь я могу доверять тебе?
Могу? Тебе, который хранил мою тайну десять долгих лет!
— Еще бы, — сказал я.
— Ну, ладно.
Он перелил воду из мензурки в трубку, изогнутую подковой и открытую с
обоих концов.
— Смотри сюда, — сказал он. — Ты еще помнишь хоть что-нибудь из курса
физики, который нам читали в колледже?
— Да уж так получилось, что мне было некогда освежать…
— Тем лучше, тем лучше, — сказал он. — Значит, ты не сумеешь ничего
украсть.
У меня даже дух захватило:
— Слушай-ка!..
— Не обижайся, Вирджи, — сказал он настойчиво. — Но ведь это — миллиард
долларов. Впрочем, ерунда. Когда дойдет до дела, то знай ты даже столько,
сколько все наши дураки профессора вместе взятые, это все равно не помогло
бы тебе ничего украсть.
Он потряс головой, рассеянно улыбнулся и снова занялся своими
мерцающими приборами. Сказать по правде, я весь кипел. С меня довольно! У
него не было ни малейших оснований ставить мою честность под сомнение. Я и
не помышлял использовать положение в ущерб ему, но раз так, то…
Он сам напрашивался на это! Буквально напрашивался.
Грек отрывисто постучал по изогнутой трубке стеклянной
палочкой-мешалкой, требуя моего внимания.
— Я смотрю, — сказал я самым дружеским тоном, потому что благодаря ему