При виде Кузнецова, Кравчинский раскинул руки в стороны, этот жест можно было расценивать и как братское приветствие и как извинение за невыполненное задание. Ярослав уже понял, что поэту не удалось выбраться из ловушки.
— Все дороги ведут в Рим, — подтвердил догадку детектива поэт. — Куда бы я ни поворачивал, «Лада» неизменно привозила меня к этому дворцу. В конце концов я плюнул на это дело и решил просто выспаться. А что, мы с тобой опять одеты несообразно эпохе?
— Я жду вас в гостиной, господа, — бросил граф Глинский, взбегая на мраморное крыльцо.
Ярослав, честно говоря, надеялся, что с рассветом Колян Ходулин слегка придет в себя, но ошибся. Его старый приятель до того врос в шкуру покойного графа, что вылезать из нее не собирался, похоже, даже на время.
— Пошли в костюмерную, — вздохнул Аполлон. — Не идти же к аристократическому столу в плебейской джинсе.
Дворец был пуст, если не считать, разумеется, обслуги. Не было ни фрейлин, ни преображенцев, ни местных помещиков, позапрошлой ночью танцевавших в его главной зале. А в остальном здесь практически ничего не изменилось. Все та же дивная мебель, все та же красная ковровая дорожка на лестнице, ведущей на второй этаж. Кравчинский мимоходом заглянул в спальню с роскошным ложем и указал Ярославу на знакомый шкаф. Этот шкаф единственный из всей имевшейся в наличии мебели перемещался из эпохи в эпоху практически в неизменном виде. Аполлон извлек из него оставленные в двадцать седьмом году двадцатого века вещички века восемнадцатого, включая шпагу гвардии преображенца и даже его пистолет. Не хватало только мундира и черного кафтана, в котором блистал на балу граф Калиостро. Но в черном кафтане теперь блистает пугало на огороде у тети Фроси, а мундир так, видимо, и висит на плетне, где его оставил Ярослав. Впрочем, запасной мундир нашелся в соседней комнате, которую Аполлон окрестил костюмерной.
Так что к графскому столу друзья вышли при полном параде, весьма довольные собственным видом, но крайне огорченные нелепостью ситуации, в которой пребывали уже третьи сутки.
За столом кроме графа Глинского сидела еще и Катюша, чем-то очень сильно расстроенная. Впрочем, на вежливый поклон поручика Друбича она ответила довольно любезным кивком. На столе помимо разносолов, приличествующих богатому аристократическому дому, стояло уже знакомое приятелям вино. При виде бутылок Аполлон воспрянул духом. Уж коли судьба-злодейка или нечистая сила удерживает его в этом забытом Богом и начальством краю, то надо хотя бы провести время с пользой для желудка.
— Ее величество убыли в столицу? — спросил Калиостро у Глинского, закусывая кисленькое винцо зайчатиной.
— Императрица находится в своем поместье в пятидесяти верстах отсюда, — неохотно откликнулся граф.
— Я так понимаю, что ваша встреча с оракулом не состоялась?
— Вы правильно понимаете, Калиостро. Оракулу нужна диадема, теперь она у нас есть. Я уже послал гонца к ее величеству. Думаю, что сегодняшней ночью удача от нас не отвернется.
Ярославу очень хотелось спросить, зачем оракулу понадобилась диадема, но он промолчал, боясь насторожить и без того взвинченного Глинского. Куда более перспективным ему казался разговор с Катюшей, которая, надо полагать, не станет ничего скрывать от любимого человека. Любимым человеком сестры графа Глинского был, разумеется, не детектив Кузнецов, а лейб-гвардеец Друбич. И когда после завтрака Катюша выразила желание прогуляться по саду, Ярослав с удовольствием вызвался ее сопровождать.
Надо сказать, что окрестности дворца Глинских выглядели весьма живописно. Кузнецов получил немалое удовольствие, прогуливаясь с дамой по парковым аллеям. Как человек городской, он с трудом отличал липу от осины и ясень от дуба, так что консультации Катюши пришлись как нельзя кстати. Передохнуть они остановились в беседке, расположенной в самом уютном и потаенном уголке парка. Отсюда открывался вид на реку и чудесный пустующий пляж. Ярослав вслух пожалел, что за делами и заботами так и не удосужился за два дня окунуться в речку, хотя погода явно к этому располагала. Катюша никак на слова Ярослава не откликнулась. Просто стояла, опершись рукой на перила, и смотрела на медленно бегущую воду. Поручику Друбичу самое время было ее поцеловать, но для Ярослава трудность состояла в том, что он был все-таки Кузнецовым. Уставшая ждать Катюша сама проявила инициативу, и Ярослав с охотою откликнулся на ее зов. Возможно, они не ограничились бы объятиями и поцелуями, но мешала непривычная одежда. Катюша спохватилась первой и отпрянула от чрезмерно увлекшегося поручика.
— Всему свое время, Друбич. Николай обещал дать согласие на наш брак, когда эта история благополучно завершится.
— Я делаю все, что в моих силах, — вздохнул Ярослав, — хотя не совсем понимаю, кто он такой, этот оракул, и почему императрице так необходимо знать его мнение.
— Мне тоже многое непонятно, Друбич. Но Николай знает больше. Не говоря уже о Ефросинье.
— Но откуда он взялся, этот оракул, и какими возможностями обладает?
Прежде чем ответить, Катюша выглянула из заросшей вьющимися растениями беседки и понизила голос до шепота: