На голом месте было до жути неуютно. Скотч поминутно обозревал небо, но ничто не нарушало его глубочайшей голубизны. Скелетики если и носились над Табаской в своих мобильных корабликах, то где-то далеко от заветного оврага.
На какое-то время гид и его добровольный помощник замерли в десятке метров друг от друга. Снова и снова Скотч зыркал в овраг, словно из укрытия в пещерке мог кто-нибудь показаться. Поэтому когда откуда-то снизу вынырнул юркий худощавый человечек в незнакомом, но явно форменном комбинезоне, Скотч с трудом удержался от вздоха облегчения и мельком взглянул на Семенова. Лицо спутника не выразило ни единой эмоции.
«Вот те на, — подумалось. — И впрямь гости. Вроде человечек. Или, мать его, перевертыш? Не видно…»
Человечек завертел головой, в свою очередь осматривая небо.
«Боится, поди, — подумал Скотч, морщась. — Раз боится вполне может оказаться другом, а не врагом. Но спешить с выводами все равно не следует».
Скотч неожиданно осознал, что успокоился. До того холодного и расчетливого состояния, в котором совершают подвиги, предают друзей и входят в историю. Такое состояние годится для всего: и для героизма, и для злодеяний. Оно всего лишь навсего гарантирует успех любого начинания, будь оно добрым, будь оно злым. Возможно, на Скотча благотворно подействовало присутствие Семенова — рядом со столь неординарным человеком и впрямь чувствуешь себя спокойнее. Когда он на твоей стороне, конечно.
Человечек тем временем отбежал к потревоженным кустам и пристроился по малой нужде. Неслышно хмыкнув, Скотч знаками разъяснил свои намерения Семенову; тот кивком высказал одобрение. Скотч покинул свой наблюдательный пост молниеносно продвинулся по одной из сторон оврага к темже кустам. Таким образом, чтобы зайти незнакомцу за спину.
Семенов остался на подхвате.
Незнакомец облегчался и знать не знал, что через какие-то секунды станет пленником. Языком.
Последнее, что сделал Скотч перед стремительной атакой, это обернулся ко входу в пещерку (никого) и зачем-то взглянул на обувь будущего языка. Язык был обут в пустотные ботинки.
Он как раз застегивал свой невоенный комбез, когда Скотч бесшумно соскользнул по склону и от души угостил ребром ладони по шее. Парень — а язык был даже моложе Скотча — тихо, как-то до жути по-домашнему уютно всхрапнул и наладился осесть на рыжий овражный суглинок. Скотч, понятное дело, упасть ему не позволил: подхватил за локоток, забросил руку за шею, напрягся и втащил вверх по склону. Там быстро прикрепил гравикомпенсатор, наспех подстроил, дал энергичную отмашку Семенову и бегом побуксировал бесчувственного незнакомца к лесу.
Обратный путь показался совсем коротким. Уже приближаясь к посту Валти, где Скотч решил устроить допрос, стало понятно: парень очнулся. Но скрывает это, хитрит. Компенсатор спеленал языка по полной программе, режим был выбран грамотно. Охотничий, предназначенный для транспортировки еще живой и опасной дичи. Виверны, например, или хурмача. Так что глупостей от пленника ожидать не приходилось.
Отсигналив, что приближается свой, Скотч вышел на тропу, а спустя пару минут устало приземлил ношу рядом с приплюснутым шаром полисауловых зарослей. Все-таки взятие языка оказалось не таким простым делом для мирного, хотя и прекрасно подготовленного гида «Экзотик-тура».
Непростым — морально.
А для Семенова, похоже, эта вылазка была чем-то ужасно рутинным и сто раз надоевшим.
— Это еще что за фрукт? — с неподдельным интересом спросил Валти, выглядывая снизу, из-под веток.
— Сейчас и выясним, — довольно проворчал Скотч. — Давай-ка его свяжем по старинке, вдруг эта чертова блокада компенсаторы погасит.
Валти немедленно втащил языка в заросли и сдернул с пояса дежурный моток веревки. Пару минут, и пленника, уже не скрывающего приход в сознание, надежно примотали к бронзовому стволу кедроклена в самом центре «помещения».
К этому моменту зачем-то задержавшийся снаружи Семенов присоединился к гидам в крепости. Невольно Скотч поглядел на него. Похоже, подсознательно искал поддержки и одобрения.
Семенов махнул ему: начинай, мол.
«Поможет, если что, — подумал Скотч с уверенностью. — Это здорово».
— Ну что, голубец, — обратился он к языку. — Привет, что ли. Говоришь на русси?
— Привет, — буркнул язык на русси.
— Давай, поведай нам, кто таков и что в нашем бункере делаешь. Врать, ясное дело, не советую.
— А сами-то вы кто? — спросил пленник. — С турбазы небось?
Скотч хотел веско сказать: «Вопросы здесь задаю я!», но вовремя сообразил, что это прозвучит на редкость пошло.
— Ты отвечай, отвечай, — нашелся он почти сразу. — Спрашивать потом будешь.
Пленник поморщился, откинул голову на ствол и тяжко вздохнул.
— Послушай, — обратился он к Скотчу подозрительно Доверительным и дружелюбным образом. — Ты человек, и я человек. Сдается мне, что у нас с тобой нынче общий враг. Шат-тсуры, поющие скелетики. Может, мы и влезли в ваше убежище в овраге, но поверь — не от хорошей жизни. Скверные тут у вас творятся дела. Прямо война…
Скотч снова покосился на Семенова. Тот слушал с кривой усмешкой на устах. Но пока не вмешивался.