— ларек с таким количеством журналов, что я даже не смог их пересчитать;
— пожилого небритого мужчину и совсем молоденькую женщину, которые, прислонившись друг к другу, спали на скамейке;
— магазин, торгующий велосипедами, где был и мой любимый велосипед;
— тщедушного старика с задравшимся на плечо галстуком, который закричал на автомобиль, ехавший на красный свет;
— продавщицу в лавке, торгующей джинсами, которая маялась от безделья;
— полицейского с пистолетом на велосипеде;
— чернокожего мужчину, который выбивал ритм на пустом ведре, ящике из-под хлеба и противне. Он барабанил просто мастерски, и я дал ему денег;
— прохожего, который на ходу пил кофе;
— человека, который давал незнакомой девушке адрес в Париже;
— фитнесс-центр, в котором люди занимались бегом трусцой на тренажерах и при этом глядели телевизор, в зале одновременно работало четыре экрана;
— раскиданные по асфальту розы от брошенного букета;
— мусорный ящик, набитый отрезанными поросячьими и коровьими ногами;
— девчушку, которая бросала об стенку мячик, а рядом стоял ее папа и хвалил ее, какая она ловкая;
— продавщицу, которая обиделась, когда я сказал, что просил шоколадное мороженое, а она дает мне ванильное.
БЛИЗОСТЬ
Я чувствую себя воспрянувшим.
Впервые за долгое время у меня снова появилось такое чувство, что все может случиться. Сегодня я проснулся с мыслью о том, что все может случиться, что произойдет что-то необыкновенное — и притом обязательно хорошее.
Такое чувство у меня бывало только в детстве.
Может быть, так на меня подействовал этот город. А может быть, это благодаря моему брату.
Одно время мне казалось, что он не такой симпатичный, как я. Но теперь я уже так не думаю. Он отличный парень. Он желает мне только хорошего.
В последние дни мы много были вместе и хорошо проводили время.
Мы бросали «летающую тарелку» и бегали по траве. Мы разговаривали о том, как все было в детстве, и пришли к тому, что раньше все было иначе.
Все вещи были тогда проще, крупнее, но главное — не такие, как сейчас. Кое-что было лучше, чем теперь, а кое-что хуже. Как считает мой брат, не стоит утверждать, что раньше все было лучше, — это тупиковый путь.
Ему больше нравится слово «иначе».
А сегодня вечером он у меня научился стучать по доске.
Мы выключили телевизор и просто сидели и разговаривали. О девушках. Мой брат всегда говорил о них как-то расплывчато. С одной стороны, девушки ему нужны, а с другой — без них как бы и лучше.
Я сказал, что так у него ничего не получится. Невозможно ведь, чтобы у тебя была девушка и в то же время чтобы ее не было. Если это возможно, то только при условии, чтобы она согласилась так же относиться к тебе: чтобы ты был у нее и в то же время чтобы тебя как бы и не было.
Он рассказывал о своей последней девушке. Казалось уже, что все у них решено и оба согласны. Но тут мой брат передумал и все разрушил. И самое скверное, что он сам никак не может понять, почему он так поступил. Просто у него появилось такое чувство, когда ему стало казаться, что с другой девушкой все могло бы сложиться гораздо лучше. Все у них было о'кэй, но ему казалось, что могло бы быть еще лучше. С другой девушкой.
И тогда он повернулся и ушел.
А теперь он жалеет об этом. Дня не проходит без того, чтобы не пожалел.
Рассказав это, он примолк и долго сидел молча и только качал головой.
Мне стало его жалко.
Я достал доску-колотилку и осторожно поставил перед ним. Затем я протянул ему молоток, и, когда он его взял, посмотрев на меня с вопросительным выражением, я молча кивнул.
Тогда он начал стучать по доске. Он негромко заколачивал колышки, следуя какому-то сложному ритму, и не один раз перевернул доску. Ни он, ни я не сказали при этом ни слова.
Пока брат стучал по доске, я чувствовал с ним необычайную близость.
КИСКА
Сегодня мы разошлись каждый сам по себе.
Брат в одну сторону, я — в другую. Мы договорились встретиться попозже, а сейчас нам обоим захотелось побыть отдельно.
Я сижу на скамейке и гляжу на людей. Мне нравится видеть, как много есть людей, кроме меня. Что их так много других. Я испытываю к ним нежность. Большинство ведь стараются как могут.
Я тоже стараюсь как могу.
Возможно, я видел многих, кому приходится не сладко.
Бедных людей, людей печальных.
Нам бы следовало быть добрее друг к другу, причем не только в Америке. Во всем мире людям надо быть добрее друг к другу.
Вот я встаю и заговариваю с прохожими.
Многие делают вид, что не замечают меня, но многие отвечают.
Я спрашиваю у них, что для них имеет значение.
Кто-то говорит: «Love».
Кто-то: «Friends».
Кто-то: «My family».
Один говорит: «Music».
Другой: «Cars».
Еще один: «Money», но я вижу, что он иронизирует.
Один сказал: «Girls».
Двое сказали: «Boys».
Другой: «Cars».
Еще один: «Money», но я вижу, что он иронизирует.
Один сказал: «Girls».
Двое сказали: «Boys».
Некоторые называют сразу две вещи: «Friends and family».
Некоторые говорят, что не знают.
Я спрашиваю людей, думают ли они, что все в конце концов будет хорошо.
Некоторые просто качают головой, услышав такой вопрос, но некоторые все же отвечают мне, из них половина отвечает «yes», а половина — «nо».