Молоток едва намечал удары, потом туда опускался тяжелый молот, силой и магией превращая две полосы в одну. Громыхающий молот выбивал сноп искр, когда он касался наковальни, дрожали камни башни. Но вряд ли Гавриил слишком волнуется, его барьер довольно прочен.
— В пламя! — приказал Тарн, и заготовка вновь отправилась в рукотворную геенну.
Воспользовавшись передышкой, я развернулся к Иллиалу и Сельтейре. Голова драконицы покоится на груди Мага, чьи руки бережно гладят короткие белые волосы. Иллиал не отрываясь, смотрел на артефакт.
— Драконы, твои учителя, Башня и Дарит, — без надобности объясняю я. — Они решили отдать силу мне, а не погибнуть.
Слова пусты, и нет в них смысла, они лишь ложь и страх.
Тарн достает заготовку, на нее вновь обрушивается молот.
Смертный без души, в сердце лишь Месть. Месть, от которой не отказываются, Месть, которая только разрушает.
А что ты сотворишь?
Я творю оружие.
«- Оружие,» — бухает молот.
«- Оружие,» — гудит пламя.
«- Оружие,» — шепчет ярость.
Тонкая полоса из адаманта и мифрила, она сломает любой меч из стали, пронзит любой доспех созданный Смертными. Тарну не до изумления металлами которых не существует в реальности. Все свое умение, талант, душу, вкладывает Тарн в этот меч. Хриплым басом он напевает обереги, я едва различаю слова о прочности, остроте и подобному.
Уже не два сплетенных прута, а лезвие вновь отправляется в пекло.
— Исчо три раза, ежели я металл понял, — утирает пот гном. — Чудно, вроде и прочно, и мягкий як воск али глина. Ковать одно удовольствие, послушен, — гном перешел на такую кузнечную тарабарщину, что я уже его не понимал.
— Вытаскивай! — приказал гном, берясь за молоток.
Вновь и снова загремел молот, творя обитель смерти.
Лезвие пылающие алым цветом крови, вновь отправилось в рыжее пламя. Я вновь вернулся к Иллиалу и Сельтейре.
— Гавриил… сказал… правду? — прерывисто прошептала эльфийка.
— Да, у вас время до заката. Хотя яд и не смертелен, его много, ваши тела не справляются с ним.
— Кресс, — позвал меня гном, вновь доставая лезвие из горна.
Теперь гном нагревал лезвие меньше и меньше, клинок должен становиться прочнее, а удары по нему сильнее. Молот уже сделал главное, и длинное тонкое лезвие уже выглядит, как подобает. Молоток Тарна сбивает заусеницы, прощупывает, нет ли пустот, обивает нагар. Молот Ада сделал свое дело и смирно стоит в сторонке ожидая когда его возьмут для последнего удара.
— Давай! — крикнул Тарн, в который раз бросая лезвие на наковальню.
По гномским поверьям надо теперь нанести сильный удар молотом. Этот удар не должен сломать клинок, а если сломает значит, тот недостоин стать мечем.
Замахнувшись, я ударил в место указанное Тарном. Молот глухо рявкнул, встретив на пути преграду, ему ответила тяжело застонавшая наковальня.
— Быть такого не может! — изумленно прогудел Тарн вглядываясь слезящимися глазами в место удара. — Ни следа! Энтот меч никогда не сломается.
Тяжело дыша, я отбросил молот. Меч вновь отправлен гномом в горн, но остывать, не слишком быстро, а постепенно, чтобы ни одной трещины. Все секреты ковки, накопленные тысячелетиями, Тарн вложил в этот клинок. И теперь он медленно остывал шедевр, который никто и никогда не повторит. Слишком много горя и боли мы вложили в него.
— Несущий Горе, — прошептал я.
— Несущий Горе, — прошептал я.
— Что? — не расслышал вытирающий руки Тарн.
— Несущий Горе, — повторил я громче, зачарованно смотря на тускнеющий клинок. — Я назову его Несущий Горе.
— Хорошее имя, — согласился гном. — Оружье окромя горя ничего не несет. Но делать его это счастье.
— Творение всегда счастье, — бездумно согласился я. — Неважно чего. Творение — это Жизнь.
Гном даже прекратил тереть тряпку о свои закопченные руки. Но взглянул в сторону, выругался и сплюнул на пол.
— Дык закаливать, чем бум? — раздраженно смял тряпку, бывшею его рубахой, Тарн. — Купель пуста, как пустыня!
Явно позаимствованная у гномов емкость, купель для закалки, действительно была пуста. Тарн подошел к купели, посмотрел, провел по дну пальцем, который потом лизнул, для полноты анализа.
— Слезы Гор, — довольно буркнул Тарн, ища взглядом бутыль из которой Слезы Гор наливали в купель.
— Ничего нет, — пнул я пустую бутылку. — Даже простой воды.
— Вода супротив Слез Гор, что нож супротив меча! — гордо провозгласил гном. — Дык как нет?!
— Нет и все тут!
— Сельтейра! — вдруг крикнул Маг.
Поднявшись, Темная эльфийка подошла к купели. Возле продолговатой лохани из гранита он опустилась.
— Было предсказание, — начала она крепнущим голосом. — Предсказание, пророчество в час, когда родился ты, Кресс. Оно гласило, что сын Ночи выкует свое оружие, и все Темные эльфы нашего мира вложат в него свою кровь. Только сейчас я поняла…
Иллиал ничего не успел сделать, когда Сельтейра выдернула из ножен жало Дракона и полоснула вдоль по венам. Кровь хлынула в купель бурным потоком, унося с собой жизнь эльфийки.
— Сель, — обнял эльфийку Иллиал. — Сель… я…
Изящные пальцы Сельтейры легли на его губы:
— Молчи… Меня зовут Таира.
— Таира, — повторил ее настоящее имя Маг, сжимая ее в объятьях, словно пытаясь задержать уходящую жизнь.