Я снова взял с собой двух человек, но на этот раз каждый из нас нес всего по два заряда, потому что мы хотели сохранить подвижность и, если понадобится, беспрепятственно воспользоваться пистолетами. Вероятно, и одного заряда хватило бы, чтобы поджечь этот временный склад, в котором, по нашим оценкам, находилось от пяти до шести тысяч бочек, но, чтобы подстраховаться, мы заложили, спрятав их среди бочек, по одному заряду в противоположных концах склада. Они должны были взорваться через два часа, к тому времени нам следовало быть уже по другую сторону холма. Все шло в соответствии с планом, хотя и здесь мы видели двух часовых, патрулировавших по определенному маршруту. Но всякий раз, когда они скрывались за одним из углов казармы, мы крадучись двигались вслед за ними, огибая другой угол, и наоборот. Настоящим удовольствием для подобных нам диверсантов было наблюдать, как часовые обходят свой участок с точностью хорошо отлаженного часового механизма, возвращаясь каждый раз в одну и ту же точку своего маршрута, проделывая одни и те же движения – и так, по всей видимости, неделю за неделей и месяц за месяцем, как заведенные. Все, что нужно сделать, чтобы не попасться на глаза таким людям, – это, понаблюдав за ними некоторое время, обвести их вокруг пальца. Итак, когда они в очередной раз завернули за угол, мы обошли казарму и, не особенно волнуясь, заложили четыре оставшихся заряда в дверях и на лестницах здания. В 1.30 ночи мы уже без всяких приключений возвратились в часовню.
Для того чтобы завершить нашу программу, оставалось только покончить с радиостанцией. На этот раз я взял с собой молодого мичмана, причем мы оба несли оставшиеся двухчасовые заряды, поскольку использовать те, у которых задержка взрыва была установлена на один час, было еще рано. От часовни до радиостанции было всего 150 метров. Передняя часть здания охранялась единственным часовым, прохаживавшимся взад и вперед. Наблюдая за ним, мы заметили, что он неожиданно прервал свое патрулирование и отошел в сторону, к соседнему дому, и некоторое время простоял без движения. Чем он там занимается? Нам не пришлось долго ждать, чтобы удовлетворить свое любопытство, потому что скоро до нас донесся звук девичьего смеха и в темноте засветилось белое платье. Выходит, этот часовой обладал даром совмещать приятное с полезным, службу с ухаживаниями! Мы с мичманом улыбнулись друг другу – такой расклад нас вполне устраивал.
Однако, хорошенько подумав, мы решили, что совестливый страж мог бы оказаться для нас предпочтительней, коль скоро он нес службу по раз навсегда определенной схеме. На такого мы бы могли вполне положиться, в то время как этот парень, с его непредсказуемыми походами на свидание к своей подружке, мог возвратиться на участок совершенно неожиданно для нас.
Так и случилось. Когда мы выходили из-за угла, только что заложив заряды под заднюю стену здания в два глубоких вентиляционных отверстия, ведущих в подвал, то неожиданно столкнулись с нашим беспечным охранником, который возник от нас менее чем в 25 метрах. После секундной паузы, вызванной изумлением, он окликнул нас по-английски, произнеся несколько слов, смысла которых я так никогда и не понял. К счастью, мой мичман не растерялся и вспомнил одно из тех похабных английских выражений, которые вдалбливали в голову всем курсантам отряда „К“ для использования именно в таких скользких ситуациях. Теперь он „выдал“ его часовому, причем, как видно, сделал это достаточно уверенно. Должно быть, для солдата ругань прозвучала вполне натурально, потому что он засомневался, а мы тем временем с искусственной небрежностью продолжали идти своей дорогой. Через пару секунд часовой выкрикнул нам вслед еще что-то, но мы к тому времени уже достигли начала проходящей между заборами дорожки. Я толкнул мичмана вперед, и мы вдвоем изо всех сил побежали к ближайшему повороту. На какое-то время победа осталась за нами – часовой не стал нас преследовать и огня не открыл.
Теперь главное для нас заключалось в быстроте, поскольку было неизвестно, что он предпримет в следующий момент. Казалось невероятным, чтобы он принял нас за британских солдат или за кого-то из радистов. Скорее всего, он как раз в этот момент выясняет на радиостанции, не выходили ли оттуда сейчас два человека.
Я сожалел, что мы не использовали до сих пор десять или двенадцать оставшихся у нас зарядов, тех, которые были установлены на задержку взрыва в один час. Мы собирались разместить их на судоверфи, но теперь для нашей семерки самым важным становилось держаться всем вместе, поскольку среди британцев в любой момент могла подняться тревога. Поэтому мы все быстро вышли из часовни – как выяснилось, теперь уже в последний раз. Примерно на половине пути к гавани, там, где дорожка делала поворот, перед нами неожиданно появился какой-то югослав, загородил нам дорогу и крикнул на своем языке: „Stoj!“ – быстро потянув с плеча висевшую на ремне винтовку. Нам не оставалось ничего другого, кроме как опередить его своими выстрелами. Почти одновременно с этим раздался сигнал тревоги. Должно быть, британский часовой все-таки сообщил о таинственном происшествии на радиостанцию. Сирены и гудки разорвали ночь своим нестройным ревом, к которому вдобавок присоединился горн или какой-то другой подобный ему инструмент. Наконец-то сонная база ожила. Где-то раздалась беспорядочная стрельба.