Это, однако, не снимает поставленного в начале статьи вопроса: как же Сталину удалось отправить в небытие тех людей, спаянных многолетней совместной службой, в руках которых полностью находились его охрана, транспорт и связь, которые буквально нашпиговали Кремль, как и всю страну, своей секретной агентурой?
Естественно, у Сталина были все основания опасаться сложившегося вокруг Ягоды всемогущего клана. При этом следует особо отметить, что руководители НКВД отнюдь не были фанатичными приверженцами Сталина, а пожалуй, что и вообще избавились к 1936 г. от всех иллюзий по поводу строительства нового общества власти трудящихся. Хорошо зная сталинские методы укрепления личной власти и борьбы с оппозицией, поскольку являлись исполнителями его тайных поручений, Ягода и другие в своем кругу проявляли крайний цинизм по поводу своей работы. Шрейдер вспоминал, например, о настроениях Миронова: «Получая от меня очередные донесения, Миронов говорил слегка ироническим тоном, которому я тогда не придавал значения, относя его за счет наших с ним дружеских взаимоотношений и обычной манеры в прошлом вести разговоры в шутливом тоне. Теперь же я думаю, что Миронов просто был умным человеком и те нездоровые тенденции, которые мы, находящиеся вдали от центра, поняли значительно позднее, он, как член коллегии НКВД, уже видел воочию… Миронов с грустной иронией наблюдал за всем, что творилось вокруг…» . Упоминавшийся выше А. Орлов, также лично знакомый с Мироновым, к этому добавляет, что Миронов предвидел печальный конец советских тамплиеров – руководителей тайных спецслужб – и отчаянно пытался избежать общей участи, ходатайствуя о переводе в наркомат внешней торговли, но ему в этом отказали.
Многолетний руководитель спецотдела НКВД Г. Бокий (в начале 20-х гг. – страшный палач, терроризировавший Ташкент и Петроград) создал под Москвой «Дачную коммуну» для руководящего состава органов ГПУ-НКВД. Когда все они со временем пошли под нож собственной мясорубки, то о «Дачной коммуне» вспоминали так: «Участники, прибыв под выходной день на дачу, пьянствовали весь выходной день и ночь под следующий рабочий день. Эти пьяные оргии очень часто сопровождались драками, переходящими в общую свалку. Причинами этих драк, как правило, было то, что мужья замечали разврат своих жен с присутствующими здесь же мужчинами… после изрядной выпивки партиями направлялись в баню, где открыто занимались групповым половым развратом.
Пьянки, как правило, сопровождались доходящими до дикости хулиганством и издевательством друг над другом: пьяным намазывали половые органы краской, горчицей. Спящих же в пьяном виде часто «хоронили» живыми, однажды решили похоронить, кажется, Филиппова и чуть его не засыпали в яме живого. Все это делалось при поповском облачении, которое специально для «дачи» было привезено из Соловков…
На дачу съезжались участники «коммуны» с женами. Вместе с этим приглашались и посторонние, в том числе и женщины из проституток. Женщин спаивали допьяна, раздевали их и использовали по очереди…» Другой очевидец происходившего в коммуне уточнял: «Каждый член «коммуны» обязан за «трапезой» обязательно выпить первые пять стопок водки, после чего члену коммуны предоставлялось право пить или не пить, по его усмотрению. Обязательно было также посещение общей бани мужчинами и женщинами. В этом принимали участие все члены коммуны, в том числе две дочери Бокия… Обязательным было пребывание мужчин и женщин на территории дачи в голом или полуголом виде» .
Подобные приемы устраивала, видимо, и жена Миронова, «жгучая брюнетка с огненными глазами» , которую в чекистских кругах за чрезвычайную распущенность называли Мессалиной ; жена Гая Раиса, по свидетельству М. Шрейдера, тоже любила устраивать пирушки для руководящих работников госбезопасности. Другие руководители НКВД предпочитали такому активному отдыху интеллектуальный. Заядлые картежники Гай, Шанин и Островский составили постоянную партию в покер с директором московского Камерного театра писателем Ричардом Пикелем, что не помешало им летом 1936 г. подвести своего карточного визави под расстрел . Вот уж верно говорят картежники: не играй хорошо, потеряешь партнеров. Впрочем, Гая Ягода характеризовал как полностью морально разложившегося человека и сифилитика . Должно быть, непросто было Гаю выделиться аморальным поведением на таком фоне. М. Шрейдер, служивший одно время под его непосредственным руководством, сообщает, что Гай, не в силах вытерпеть в ожидании приглашения на одну из дач Ягоды, приспособил для «бардачных дел» конспиративные квартиры, предназначенные для встреч с агентурой, и сам Шрейдер однажды застал его там с некой «красавицей из Харитоньевского переулка» . Секретарша Гая Тарловская, через которую он нередко передавал деньги и ценности своим «агенткам» из секретных фондов, показала, например, что некой Зайончковской через нее однажды «Гай дал 1000 рублей на дачу», добавив: «с ее слов мне известно, что ей раньше Гай подарил золотые часы» .
Да и сам Г.Г. Ягода также умел и любил «культурно отдыхать». Оргии «с вином и женщинами» для него, по воспоминаниям бывшего резидента ГПУ на Среднем Востоке Георгия Агабекова, готовил и проводил начальник транспортного отдела ГУГБ НКВД А. Шанин, «уголовная личность, с явно садистскими наклонностями» . Для проведения этих оргий Шанин использовал один из трех загородных домов отдыха бывшего наркома. Пьянствовал Ягода обычно по ночам в подмосковных Озерках (по Волоколамскому шоссе); для амурных дел облюбовал Гильтищево по Ленинградскому шоссе, где днем в обеденное время блудил с родственницей Максима Горького Надеждой Пешковой, которую называл кличкою Тимоша (ныне, предположительно, в бывшем доме Ягоды расположена гостиница «Планерная»); а Лоза на Калужском шоссе предназначалась для загородных совещаний с приближенными к нему руководителями советской госбезопасности. Охрана этой Лозы, по рассказам местного краеведа, состояла всего из восьми человек, но снаружи покой наркома берегли рассыпанные по лесу стрелки войск НКВД, отгонявшие простолюдинов из числа местных жителей, которых среди партийных вельмож принято было презрительно называть «трудящимися». Почти двадцать гектаров леса огородили деревянным забором, натянув поверх него колючую проволоку (и забор, и проволока сохранились до сих пор). Территорию усадьбы пересекали небольшой ручеек и речка Ордынка, которая перед дамбой впадала в пруд, где разводили рыбу для стола наркома. Ягода любил пировать на всем готовом, поэтому для него держали подсобное хозяйство (на его огородах сейчас воздвигнут храм Новомученикам и исповедникам). «Рассказывает очевидец (из окружения Горького, в то время близкого к Ягоде): в поместье Ягоды под Москвой в предбаннике стояли иконы – специально для того, чтобы Ягода с товарищами, раздевшись, стреляли в них из револьверов, а потом шли мыться…» . Ягода использовал Лозу, согласно неопубликованным воспоминаниям его племянницы В. Знаменской, для проведения совещаний с руководителями НКВД , которые с 1935 г. проводились ежедневно . По своему характеру они напоминают дружеские попойки. При обыске на квартире и дачах у Ягоды изъято 1229 бутылок дорогих заграничных вин, 3904 порнографических фотоснимка и 11 порнографических фильмов. Только в 1936 г. на содержание жилья Ягоды НКВД было потрачено примерно 1 150 000 рублей . Кроме того, Ягода, его секретарь Буланов и другие приближенные лица располагали крупными суммами в валюте и большим количеством ювелирных изделий из присвоенных ими конфиската и контрабанды .