— Так ведь и дезертировать недолго.
И группа поддержки тотчас же начинала расписывать прелести дезертирства. Особенно старались девушки, которые демонстрировали эти прелести наглядно, поодиночке и группами вешаясь солдатам на шею и утягивая их в кусты.
Суть дела была ясна. Королевству требовалось оружие и боеприпасы, и чем покупать их на черном рынке по несусветной цене, гораздо проще взять автоматы в залог чуть не на порядок дешевле. А поскольку возвращать даже эти деньги солдатам будет не из чего, автоматы так и так достанутся армии Зазеркалья.
Удивительно было другое. Некоторые солдаты, вконец запаренные группой поддержки, действительно закладывали свои автоматы и тут же дезертировали, не сходя с места.
Офицеры сбивались с ног, но бардак в считанные часы достиг масштабов стихийного бедствия. Оружие отдавали не все — да на всех в ломбарде не хватило бы денег и золота, но зато все вплоть до младших офицеров начисто забывали о воинском долге, когда обнаженные нимфы тянули их в заросли.
Сирены и Одиссей или крейсер «Свердлов» по версии Веллера.
Новоприбывшие девушки смотрели на это кино несколько ошалело, но их тоже не оставили без внимания, применив знакомый человеку с первобытных времен метод загонной охоты.
Машу Казакевич, скромную и юную библиотекаршу в старых джинсах, умело отсекли от остальных, окружили со всех сторон и стали наперебой предлагать юбки, пареу и шляпы, попутно просвещая ее в вопросах тропической моды.
— Посмотри на медузу! Она красивая?
— Очень, — неуверенно отвечала Маша.
— Вот и женщина должна быть такой же красивой.
И дальше следовало объяснение, зачем нужны шляпа и юбка. Шляпа символизирует «зонтик» медузы, а юбка — ее «бахрому».
Маша не догадалась спросить, что символизируют нагие груди, но на это тоже был ответ. Они символизировали красоту как таковую. А еще груди должны быть нагими, чтобы тело могло дышать благотворным воздухом Зазеркалья и впитывать солнечные лучи.
А еще груди должны быть нагими, чтобы тело могло дышать благотворным воздухом Зазеркалья и впитывать солнечные лучи.
И действительно — все девушки в этой тропической одежде казались красивыми, загорелыми, очень здоровыми и до умопомрачения соблазнительными — даже дурнушки, на которых в городе никто бы не посмотрел.
Но философское обоснование моды — это был только первый этап. На втором этапе к делу подключались мужчины из ломбарда и торговых рядов.
Они наперебой предлагали Маше шляпы, юбки, отрезы ткани для пареу, а также фрукты, напитки и чудотворные бальзамы местного приготовления. Она отнекивалась — нет денег. А ей кричали:
— Сдай свои шмотки в ломбард.
И парень в кепке, надетой задом наперед, перекрывал своим зычным голосом общий гвалт:
— Ко мне, сюда. За кроссовки четыре золотых даю! За остальное — еще один. Юбку хочешь? Два батла. А вот это пареу за один отдам. Бери, не пожалеешь!
Пресловутые батлы запутали Машу окончательно. Она никак не могла перевести их в рубли и понять, сколько же ей предлагают. А справа и слева соблазнительно нашептывали:
— Не бойся. Найдешь золото — все вернешь и еще останется.
— А здесь правда есть золото?
— Полно. Его даже искать не надо. Под ногами валяется.
Маша посмотрела себе под ноги, но там ничего не валялось.
Зато хозяин ломбарда выставил на стол пиалу, доверху наполненную золотыми самородками.
Это зрелище добило Машу окончательно, и она стала стягивать с ног кроссовки.
За кроссовками последовали брюки, вместо которых Маша повязала вокруг бедер длинное пареу, сделанное из старой шелковой занавески. Шляпу она решила не покупать — слишком дорого. А футболку решила не отдавать, потому что под нею ничего не было, а устраивать стриптиз перед посторонними скромная Маша стеснялась.
Однако футболка, которая нормально сочеталась со штанами и кроссовками, совершенно не вписывалась в каноны тропической моды. И ревностных поклонниц этой моды такое кощунство ужасно коробило. Так что они от Маши не отстали и принялись убеждать ее, что неестественное сочетание замечательного пареу с убогой футболкой ей совсем не идет.
Маша никогда не была модницей и вечно носила то, что ей не идет, не испытывая по этому поводу никаких комплексов. А тут ей вдруг стало неловко. Все вокруг такие красивые, а она — как серая ворона среди белых лебедей.
Но кругом было так много мужчин. Сам генерал Потапов пришел посмотреть, что тут делается, и местные забавники предлагали ему заложить в ломбарде парадную генеральскую форму.
Загвоздка состояла в том, что у Потапова не было парадной формы. То есть была — но полковничья. В генералы его произвели так стремительно, что он успел только привинтить генеральские звезды на полевой камуфляж — совсем как Неизвестный Солдат.
Генерал пытался отшучиваться.
— Мне и так хорошо платят, — говорил он. — А если вы надеетесь таким способом ослабить боеготовность моих солдат, то ничего у вас не выйдет.
Это он врал или добросовестно заблуждался. Нагие груди и всепоглощающая любвеобильность зазеркальских женщин уже подорвала боеготовность вверенных Потапову подразделений до такой степени, что ниже уже некуда.
Но главной мечтой и старожилов, и некоторых новичков женского пола было ослабить боеготовность самого генерала. Наверное, именно об этом подумала женщина лет тридцати — тоже из самой свежей партии, когда подошла к Маше Казакевич и сказала: