Номер 47. Жан-Пьер Жорж. Дьявол и Единорог (2004)
Я сидел на верхнем этаже небоскреба в Хельсинки, пил водку «Финляндия», созерцал белое море и серые корабли, когда в кармане джинсов вдруг завибрировал мобильный телефон, что меня в общем-то обрадовало. «Привет, это Бенуа Дютертр. Ты обязательно должен прочитать книгу Жан-Пьера Жоржа». Вот такая у меня жизнь — друзья частенько звонят мне, чтобы дать совет: прочти того-то или того-то. Мало-помалу я создал целую сеть первоклассных информаторов. Но к Дютертру я прислушиваюсь даже больше, чем к остальным, потому что именно он познакомил меня с Мишелем Уэльбеком и Миланом Кундерой. «Бенуа, дорогой! Я в Хельсинки, сижу на верхнем этаже небоскреба и любуюсь белым морем и серыми кораблями! — Да ну? И что ты там забыл? — Вот я и бухаю, чтобы это вспомнить. — Короче, прочти Жан-Пьера Жоржа. Чистое литературное бухло. Сам убедишься». Не уверен, стоит ли доверять рекомендациям подобного рода. Может, Дютертр впаривал мне эту книгу под принуждением. Может, автор выкручивал ему руку, одновременно приставив к виску пистолет. В то же время я знал, что в отделе пиара издательства «La Table Ronde» он точно не работает. Так что его совет носил чисто дружеский характер. К тому же раньше он подсунул мне Неда Рорема и Филиппа Мюре. Одним словом, по возвращении в Париж я решил внести в это дело ясность. После нескольких часов раскопок среди нераспечатанных пакетов я выудил наконец «Дьявола и Единорога». Ужасное название. Автор явно дал маху. Тем не менее мое внимание привлекла красная лента на томике с надписью: «Метафизика стриптиза». Для человека, проводящего, подобно мне, свои вечера между «Хастлер-клубом», «Стрингфеллоуз» и «Пинк-Пэрадайз», оценивая качество эпиляции у разных красоток, такая книжка была очень кстати.
Я раскрыл ее и наткнулся на следующий абзац: «На мой взгляд, ничего — или почти ничего — не могло сравниться с неожиданным эффектом, производимым тоненькой бретелькой, небрежно соскользнувшей с обнаженного девичьего плеча, или с краешком кружева, дразняще выглядывающим из-под строгой ткани. Легкомысленный и несерьезный, я находил в этих приятных, с сексуальным подтекстом, отступлениях от правил повод забыть о конформизме и неизбывной скуке».
И вот, остановившись в коридоре своей квартиры на улице Гинемер, той самой, где я едва не познал счастье со своей второй женой, я глотал этот сияюще непристойный текст, сладкий и жесткий, как «Дружок» Леото, роскошный и культовый, как «Розовая пыльца» Шуля, элегантный и глубокий, как любое произведение Ги Дюпре или Матюрена Могарлона (если вам незнакомы эти авторы, мне вас искренне жаль; как говорил князь Понятовский: «Если эта книга кажется вам снобской, значит, она не для вас!») Я перестал отвечать на телефонные звонки. Я проглотил книгу залпом. Литература — это невероятная встреча дьявола и единорога на операционном столе. В ней рассказывается о восхищении писателя-ситуациониста [68] перед танцовщицей из кабаре «Крейзи Хорс». И рассказывается об этом чувстве с предельным тактом; тут же приводится цитата из Жака Риго: «Каждый проезжающий мимо «роллс-ройс» увеличивает мою жизнь на четверть часа». Листая отшлифованные до блеска страницы, мы также встретимся с «Rolling Stones», Ги Дебором и Пьером Буржадом, побываем в «Катманду» (лесбийском ночном клубе на улице Вьё-Коломбье) и познакомимся с «Саломеей» Гюстава Моро. Спасибо Бенуа Дютертру за то, что у него такой хороший вкус. Спасибо Жан-Пьеру Жоржу за легкость письма, выгодно отличающую его от Ги Дебора.
//— Биография Жан-Пьера Жоржа —//
Жан-Пьер Жорж — автор двух книг, написанных с тридцатилетним перерывом: «Иллюстрированная трагическая иллюзия» («L’illusion tragique illustre») вышла в издательстве «Julliard» в 1965 году (он называет роман «гаджетом», хотя на самом деле речь идет о манифесте первопроходцев ситуационизма); в 1995-м издательство «La Table Ronde» выпустило «Рождение принцессы» («Naissance d’une princesse»). Почему он так долго молчал? Потому что Жан-Пьер Жорж — это Ив Адриен1960-х. В «Дьяволе и Единороге» («Le Diable et la Licorne»; 2004) он делает попытку объясниться: «Я ошивался возле ночных клубов и покупал контрабандные сигареты. Карманы у меня были набиты деньгами. По вечерам я накачивался виски с кока-колой. Девушки гримировали меня в уборных». Нельзя сказать, что это были потерянные годы, потому что он работал аккомпаниатором Риты Ренуар — богини его безлунных ночей. «Я не стану делать литературную карьеру. Я повернусь спиной к человеческому обществу». Жан-Пьер Жорж выбрал не столько ремесло, сколько женщину. И таким образом победил жалких бумагомарак, опозорившихся выскочек и прославленных ниспровергателей. Я снимаю перед ним шляпу. (Как сказал бы Макс Эрнст: «Человека делает шляпа. А стиль — это костюм» [69]
Номер 46. Эрик Неофф. Безумное благо (2001)
После «Триумфа» («Un triomphe», 1984), в котором рассказывается, как автор играл в казино в компании с Изабель Аджани, Эрик Неофф стал единственным из ныне живущих писателей, чьи книги я прочел, не пропустив ни одной. Правда, они у него короткие. И тем не менее это большая редкость, чтобы я спокойно, естественно, последовательно читал все, что выходит из-под пера одного человека. Вот что он пишет в «Триумфе»: «Молодые люди не понимают, что происходит. Они понятия не имеют, что лучше — сотрудничать с продюсерской компанией «Ле-Бэн-Душ», занимающейся продвижением современного искусства, или добиваться того, чтобы тебя включили в серию «Плеяды»». Одного этого хватило бы, чтобы мгновенно покорить мое сердце. А вот что еще он сказал: «Писать, писать, писать — все словно очумели. Как будто больше нечем заняться!» Чем не Бернар Франк? Неофф жутко меня злит, я чертыхаюсь, встречая его короткие фразы, старомодных персонажей, заимствованные из американского кино образы, украденную у Франсуазы Саган грусть и навеянную Патриком Модиано тихую мелодичность; я готов метать громы и молнии, когда он вновь и вновь подсовывает нам портрет очаровательной стервы («Бедра Летиции», «Les hanches de Laetitia», 1989; «Простая француженка», «La Petite Franaise», 1997; Мод из «Безумного блага») или соблазняет очередной блондинкой (Сидни Ром, Кэндис Берген или Фей Данауэй).