— Да я им!.. — вскричал Корин.
— Хотел бы я на это поглядеть, — сказал Торн.
Такой мальчик, как Корин, вынести этого не мог. Корин был выше, Торн — крепче и старше, и неизвестно, чем кончилась бы драка, но она и не началась
— гном поскользнулся (вот почему не стоит драться на склоне), упал ничком и сильно ушиб ногу — так сильно, что выбыл из строя недели на две.
— Смотри, принц, что ты натворил! — сказал король Эдмунд.
— Один из лучших наших воинов выбыл из строя.
— Я его заменю, сир, — отвечал Корин.
— Ты храбр, — сказал король, — но в битве мальчик может нанести урон только своим.
Тут короля кто-то позвал, а Корин, очень учтиво попросив прощения у гнома, зашептал Шасте на ухо:
— Скорее, садись на его пони, бери его щит!
— Зачем? — спросил Шаста.
— Да чтобы сражаться вместе со мной! — воскликнул Корин.
— Ты что, не хочешь?
— А, да, конечно… — растерянно сказал Шаста. Корин, тем временем, уже натягивал на него кольчугу (с гнома ее сняли, прежде чем внести его в домик) и говорил:
— Так. Через голову. Теперь меч. Поедем в хвосте, тихо, как мыши. Когда начнется сраженье, всем будет не до нас.
13. Битва
Часам к одиннадцати отряд двинулся к западу (горы были от него слева). Корин и Шаста ехали сзади, прямо за великанами. Люси, Эдмунд и Перидан были заняты предстоящей битвой, и хотя Люси спросила: «А где этот дурацкий принц?», Эдмунд ответил: «Впереди его нет, и то спасибо».
Шаста тем временем рассказывал принцу, что научился ездить верхом у коня, и не умеет пользоваться уздечкой. Корин показал ему, потом — описал, как отплывали из Ташбаана.
— Где королева Сьюзен? — спросил Шаста.
— В Кэр-Паравеле, — ответил Корин. — Люси у нас — не хуже мужчины, ну, не хуже мальчика. А Сьюзен больше похожа на взрослую. Правда, она здорово стреляет из лука.
Тропа стала уже, и справа открылась пропасть. Теперь они ехали гуськом, по одному. «А я тут ехал, — подумал Шаста, и вздрогнул. — Вот почему лев был по левую руку. Он шел между мной и пропастью».
Тропа свернула влево, к югу, по сторонам теперь стоял густой лес. Отряд поднимался все выше, Если бы здесь была поляна, вид открывался бы прекрасный, а так — иногда над деревьями мелькали скалы, в небе летали орлы.
— Чуют добычу, — сказал Корин.
Шасте это не понравилось.
Когда одолели перевал и спустились пониже, и лес стал пореже, перед ними открылась Орландия в голубой дымке, а за нею, вдалеке — желтая полоска пустыни. Отряд — который мы можем назвать и войском — остановился ненадолго, и Шаста только теперь увидел, сколько в нем говорящих зверей, большей частью похожих на огромных кошек. Они расположились слева, великаны
— справа.
Шаста обратил внимание, что они все время несли на спине, а сейчас надели огромные сапоги, высокие, до самых колен. Потом они положили на плечи тяжелые дубинки, и вернулись на свое место. В арьергарде были лучники, среди них — королева Люси. Стоял звон — все рыцари надевали шлемы, обнажали мечи, поправляли кольчуги, сбросив плащи на землю. Никто не разговаривал. Это было очень торжественно и страшно, и Шаста подумал:
«Ну, я влип… «. Издалека донеслись какие-то тяжкие удары.
— Таран, — сказал принц. — Таранят ворота. Теперь даже Корин казался серьезным.
— Почему король Эдмунд так тянет? — проговорил он. — Поскорей бы уже! И холодно…
Шаста кивнул, надеясь, что по нему не видно, как он испуган.
И тут пропела труба! Отряд тронулся рысью, и очень скоро показался небольшой замок со множеством башен. Ворота были закрыты, мост поднят. Над стенами, словно белые точки, виднелись лица орландцев. Человек пятьдесят били стену большим бревном. Завидев отряд, они мгновенно вскочили в седла (клеветать не буду, тархистанцы прекрасно обучены).
Нарнийцы понеслись вскачь. Все выхватили мечи, все прикрылись щитами, все сжали зубы, все помолились Льву. Два воинства сближались. Шаста себя не помнил от страха: но вдруг подумал: «Если струсишь теперь, будешь трусить всю жизнь».
Когда отряды встретились, он перестал понимать что бы то ни было.
Все смешалось, стоял страшный грохот. Меч у него очень скоро выбили. Он выпустил из рук уздечку. Увидев, что в него летит копье, он наклонился вбок и соскользнул с коня, и ударился о чей-то доспех, и… Но мы расскажем не о том, что видел он, а о том, что видел в пруду отшельник, рядом с которым стояли лошади и Аравита.
Именно в этом пруду он видел, как в зеркале, что творится много южнее Ташбаана, какие корабли входят в Алую Гавань на далеких островах, какие разбойники или звери рыщут в лесах Тельмара. Сегодня он от пруда не отходил, даже не ел, ибо знал, что происходит в Орландии. Аравита и лошади тоже смотрели. Они понимали, что пруд волшебный — в нем отражались не деревья, и не облака, а странные, туманные картины. Отшельник видел лучше, четче, и рассказывал им. Незадолго до того, как Шаста начал свою первую битву, он сказал так:
— Я вижу орла… двух орлов… трех… над Вершиной Бурь. Самый большой из них — самый старый из всех здешних орлов. Они чуют битву. А, вот почему люди Рабадаша так трудились весь день!.. Они тащат огромное дерево. Вчерашняя неудача чему-то их да научила. Лучше бы им сделать лестницы, но это долго, а Рабадаш нетерпелив. Какой, однако, глупец!.. Он должен был вчера уйти подобру-поздорову. Не удалась атака — и все, ведь он мог рассчитывать только на внезапность. Нацелили бревно… Орландцы осыпают их стрелами… Они закрывают головы щитом… Рабадаш что-то кричит. Рядом с ним его приближенные. Вот — Корадин из Тормунга, вот Азрох, Кламаш, Илгамут, и какой-то тархан с красной бородой…