— Спать нельзя… Надо опередить этого Рабадаша.
— Нельзя, нельзя… — сонно повторил Игого. — Отдохнем немного…
Шаста подумал, что надо что-нибудь сделать, иначе все заснут. Он даже решил встать — но не сейчас… чуточку позже…
И через минуту луна освещала детей и лошадей, крепко спавших под пение соловья.
Первой проснулась Аравита и увидела в небе солнце. «Это все я! — сердито сказала она самой себе. — Лошади очень устали, а он… куда ему, он ведь совсем не воспитан!.. Вот мне Стыдно, я — тархина», — и принялась будить других.
Они совсем отупели от сна и поначалу не понимали, в чем дело.
— Ай-ай-ай, — сказал Игого. — Заснул нерасседланным… Нехорошо и неудобно.
— Да вставай ты, мы потеряли пол-утра) — кричала Аравита.
— Дай хоть позавтракать, — отвечал конь.
— Боюсь, ждать нам нельзя, — сказала Аравита, но Игого укоризненно промолвил:
— Что за спешка? Пустыню мы прошли как-никак.
— Мы не в Орландии! — вскричала она. — А вдруг Рабадаш нас обгонит?
— Ну, он еще далеко, — благодушно сказал конь. — Твой ворон говорил, что эта дорога короче, да, Шаста?
— Он говорил, что она лучше, — ответил Шаста. — Очень может быть, что короче путь прямо на север.
— Как хочешь, — сказал Игого, — но я идти не могу. Должен закусить. Убери-ка уздечку.
— Простите, — застенчиво сказала Уинни, — мы, лошади, часто делаем то, чего не можем. Так надо людям… Неужели мы не постараемся сейчас ради Нарнии?
— Госпожа моя, — сердито сказал Игого, — мне кажется, я знаю больше, чем ты, что может лошадь в походе, чего — не может.
Она не ответила, ибо, как все породистые кобылы, легко смущалась и смирялась. А права-то была она. Если бы на нем ехал тархан, Игого как-то смог бы идти дальше. Что поделаешь! Когда ты долго был рабом, подчиняться легче, а преодолевать себя очень трудно.
Словом, все ждали, пока Игого наестся и напьется вволю и, конечно, подкрепились сами. Тронулись в путь часам к одиннадцати. Впереди шла Уинни, хотя она устала больше, чем Игого, и была слабее.
Долина была так прекрасна — и трава, и мох, и цветы, и кусты, и прохладная речка, — что все двигались медленно.
10. Отшельник
Еще через много часов долина стала шире, ручей превратился в реку, а та впадала в другую реку, побольше и побурнее, которая текла слева направо. За второю рекой открывались взору зеленые холмы, восходящие уступами к северным горам. Теперь горы были так близко и вершины их так сверкали, что Шаста не мог различить, какая из них двойная. Но прямо перед нашими путниками (хотя и выше, конечно) темнел перевал — должно быть, то и был путь из Орландии в Нарнию.
— Север, Север, Се-е-вер! — воскликнул Игого. И впрямь, дети никогда не видали, даже вообразить не могли таких зеленых, светлых холмов. Реку, текущую на восток, нельзя было переплыть, но, поискав справа и слева, наши путники нашли брод. Рев воды, холодный ветер и стремительные стрекозы привели Шасту в полный восторг.
— Друзья, мы в Орландии! — гордо сказал Игого, выходя на северный берег. — Кажется, эта река называется Орлянка.
— Надеюсь, мы не опоздали, — тихо прибавила Уинни. Они стали медленно подниматься, петляя, ибо склоны были круты. Деревья росли редко, не образуя леса; Шаста, выросший в краях, где деревьев мало, никогда не видел их столько сразу.
Деревья росли редко, не образуя леса; Шаста, выросший в краях, где деревьев мало, никогда не видел их столько сразу. Вы бы узнали (он не узнал) дубы, буки, клены, березы и каштаны. Под ними сновали кролики и вдруг промелькнуло целое стадо оленей.
— Какая красота! — воскликнула Аравита.
На первом уступе Шаста обернулся и увидел одну лишь пустыню — Ташбаан исчез. Радость его была бы полной, если бы он не увидел при этом и чего-то вроде облака.
— Что это? — спросил он.
— Наверное, песчаный смерч, — сказал Игого.
— Ветер для этого слаб, — сказала Аравита.
— Смотрите! — воскликнула Уинни. — Там что-то блестит — ой, это шлемы… и кольчуги!
— Клянусь великой Таш, — сказала Аравита, — это они, это — царевич.
— Конечно, — сказала Уинни. — Скорей! Опередим их! — и понеслась стрелой вверх, по крутым холмам. Игого опустил голову и поскакал за нею.
Скакать было трудно. За каждым уступом лежала долинка, потом шел другой уступ; они знали, что не сбились с дороги, но не знали, далеко ли до Анварда. Со второго уступа Шаста оглянулся опять и увидел уже не облако, а тучу или полчище муравьев у самой реки. Без сомненья, армия Рабадаша искала брод.
— Они у реки! — дико закричал он.
— Скорей, скорей! — воскликнула Аравита. — Скачи, Игого! Вспомни, ты
— боевой конь.
Шаста понукать коня не хотел, он подумал: «И так, бедняга, скачет изо всех сил».
На самом же деле лошади скорее полагали, что быстрее скакать не могут, а это не совсем одно и то же. Игого поравнялся с Уинни; Уинни хрипела.
И в эту минуту сзади раздался странный звук — не звон оружия и не цокот копыт, и не боевые крики, а рев, который — Шаста слышал той ночью, когда встретил Уинни и Аравиту. Игого узнал этот рев, глаза его налились кровью, и он неожиданно понял, что бежал до сих пор совсем не изо всех сил. Через несколько секунд он оставил Уинни далеко позади.
«Ну что это такое! — думал Шаста. — И тут львы!» Оглянувшись через плечо, он увидел огромного льва, который несся, стелясь по земле, как кошка, убегающая от собаки. Взглянув вперед, Шаста тоже не увидел ничего хорошего: дорогу перегораживала зеленая стена футов в десять. В ней были воротца; в воротцах стоял человек. Одежды его — цвета осенних листьев — ниспадали к босым ногам, белая борода доходила до колен.