— Я… я н-не знаю…
— Вот видишь, Сьюзен, — сказал король. — Ничего не говорит, даже солгать не хочет.
— Ваши величества! Королева Сьюзен! Король Эдмунд! — послышался голос и, обернувшись, Шаста чуть не подпрыгнул от удивленья. Говоривший (из тех странных людей, которых он заметил, войдя в комнату) был не выше его, и от пояса вверх вполне походил на человека, а ноги у него были лохматые и с копытцами, сзади же торчал хвост. Кожа у него была красноватая, волосы вились, а из них торчали маленькие рожки. То был фавн — Шаста в жизни их не видел, но мы с вами знаем из повести о Льве и Колдунье, кто они такие. Надеюсь, вам приятно узнать, что фавн был тот самый, которого Люси, сестра королевы Сьюзен, встретила в Нарнии, как только туда попала. Теперь он постарел, ибо Питер, Сьюзен, Эдмунд и Люси уже несколько лет правили Нарнией.
— У его высочества, — продолжал фавн, — легкий солнечный удар. Взгляните на него! Он ничего не помнит. Он даже не понимает, где он!
Тогда все перестали расспрашивать Шасту и ругать его, и положили на мягкий диван, и дали ему ледяного шербета в золотой чаше и сказали, чтоб он не волновался. Такого с ним в жизни не бывало, он даже не думал, что есть такие мягкие ложа и такие вкусные напитки. Конечно, он беспокоился, что с друзьями, и прикидывал, как бы сбежать, и гадал, что с этим Корином, но все эти заботы как-то меркли. Думая о том, что вскоре его и покормят, он рассматривал занятнейшие существа, которых тут было немало.
За фавном стояли два гнома (их он тоже никогда не видел) и очень большой ворон. Прочие были люди, взрослые, но молодые, с приветливыми лицами и веселыми, добрыми голосами. Шаста стал прислушиваться к их разговору.
— Ну, Сьюзен, — говорил король той девушке, которая целовала Шасту.
— Мы торчим тут три недели с лишним. Что же ты решила? Хочешь ты выйти за своего темнолицего царевича?
Королева покачала головой.
— Нет, дорогой брат, — сказала она. — Ни за какие сокровища Ташбаана. (А Шаста подумал: «Ах, вон что! Они король и королева, но не муж и жена, а брат и сестра».) — Признаюсь, — сказал король, — я меньше любил бы тебя, скажи ты иначе.
Когда он гостил в Кэр-Паравеле, я удивлялся, что ты в нем нашла.
— Прости меня, Эдмунд, — сказала королева, — я такая глупая! Но вспомни, там, у нас, он был иной. Какие он давал пиры, как дрался на турнирах, как любезно и милостиво говорил целую неделю! А здесь, у себя, он совершенно другой.
— Стар-ро, как мир-р! — прокаркал ворон. — Недаром говорится: «В берлоге не побываешь — медведя не узнаешь».
— Вот именно, — сказал один из гномов. — И еще: «Вместе не поживешь, друг друга не поймешь».
— Да, — сказал король, — теперь мы увидели его дома, а не в гостях. Здесь, у себя, он гордый, жестокий, распутный бездельник.
— Асланом тебя прошу, — сказала королева, — уедем сегодня!
— Не так все просто, сестра, — отвечал король. — Сейчас я открою, о чем думал последние дни. Перидан, будь добр, затвори дверь, да погляди, нет ли кого за дверью. Так. Теперь мы поговорим о важных и тайных делах.
Все стали серьезны, а королева Сьюзен подбежала к брату.
— Эдмунд! — воскликнула она. — Что случилось? У тебя такие страшные глаза!..
5. Принц Корин
— Дорогая сестра и королева, — сказал король Эдмунд, — пришло тебе время доказать свою отвагу. Не стану скрывать, нам грозит большая опасность.
— Какая? — спросила королева.
— Боюсь, — отвечал король, — что мы не уедем отсюда. Пока царевич еще надеялся, мы были почетными гостями. С той минуты, как ты ему откажешь, клянусь Гривой Аслана, мы — пленники.
Один из гномов тихо свистнул.
— Я пр-р-редупреждал ваши величества, — сказал ворон. — Войти легко, выйти трудно, как сказал омар, когда его варили.
— Я видел царевича утром, — продолжал король. — Как ни жаль, он не привык, чтобы ему перечили. Он требовал от меня — то есть от тебя — окончательного ответа. Я шутил, как мог, над женскими капризами, но все же дал понять, что надежды у него мало. Он страшно рассердился. Он даже угрожал мне, конечно, в их слащавой манере.
— Да, — сказал фавн, — когда я ужинал с великим визирем, было то же самое. Он меня спросил, нравится ли мне Ташбаан. Конечно, я не мог сказать, что мне тут каждый камень противен, а лгать не умею — и я ответил, что летом, в жару, сердце мое томится по прохладным лесам и мокрым травам. Он неприятно улыбнулся и сказал: «Никто тебя не держит, козлиное копытце, — езжай, пляши в своих лесах, а нам оставь жену для царевича».
— Ты думаешь, он сделает меня своей женой насильно? — воскликнула Сьюзен.
— Женой… — отвечал король. — Спасибо, если не рабой. … — Как же он может? Разве царь Тисрок это потерпит?
— Не сошел же он с ума! — сказал Перидан. — Он знает, что в Нарнии есть добрые копья.
— Мне кажется, — сказал Эдмунд, — что Тисрок очень мало боится нас. Страна у нас небольшая. Владетелям империй не нравятся маленькие страны у их границ. Они хотят победить, поглотить их. Не затем ли он послал к нам царевича, чтобы затеять ссору? Он рад бы прибрать к рукам и Нарнию, и Орландию.
— Пускай попробует! — вскричал гном. — Между ним и нами лежит пустыня! Что скажешь, ворон?