* * *
Зря заводил будильник, проснулся гораздо раньше. Спустился вниз, дверь подвала за собой запер. Все по плану. Постучал в ее дверь, крикнул, вставать пора, подождал десять минут, засов отодвинул и вошел. Сумочку ее принес. Содержимое, конечно, проверил. Ничего такого там не было, только пилочка для ногтей и точилка с бритвенным лезвием, это все я вынул.
Горел свет, она стояла у кресла. Одетая. И опять смотрит во все глаза, ни признака страха, прямо храбрый портняжка. Странно, она выглядела совсем не так, как я ее представлял себе. Ну, правда, я ее вблизи толком не видал.
Говорю, надеюсь, вы хорошо спали.
— Где я, кто вы, зачем меня сюда привезли? — произносит, холодно так, но без злости, без крика.
Этого я сказать вам не могу.
Она говорит:
— Я требую, чтобы меня выпустили. Это чудовищно.
Стоим и смотрим друг на друга.
— Отойдите, — говорит, — вы мне мешаете. Я ухожу. — И идет прямо ко мне, прямо к двери. Стою, не двигаюсь с места. На мгновение подумал, сейчас бросится на меня, но она, видно, поняла, это будет глупо. Я твердо решил не поддаваться, знал, ей со мной не сладить. Она остановилась прямо передо мной, вплотную.
— С дороги, — говорит.
Вам пока нельзя уйти, говорю, пожалуйста, не заставляйте меня снова применить силу.
Она так холодно, презрительно на меня посмотрела, отвернулась и говорит:
— Не знаю, за кого вы меня принимаете. Если вы полагаете, что я — дочь богатых родителей и они дадут за меня огромный выкуп, вы будете неприятно поражены.
Я знаю, кто вы, говорю, дело не в деньгах.
И больше ничего сказать не могу, волнуюсь ужасно, это же она, она тут, во плоти. Прямо дрожу весь. Хочу глядеть на нее, на ее лицо, волосы, фигурку, такую тоненькую, нежную, и не могу — так она на меня смотрит. И странная какая то тишина.
Вдруг она говорит, и тон вроде обвиняющий:
— Вы думаете, я вас не узнала?
Чувствую, начинаю краснеть, и ничего с этим поделать не могу. Такое в мои планы не входило, и мысли не было, что она меня может узнать.
А она, медленно так:
— Вы — делопроизводитель из Городского совета.
Не понял, о чем вы, отвечаю.
— Вы только отрастили усы, — говорит.
Не могу понять, как она меня узнала. Может, думаю, видела где нибудь в городе или из окон своего дома, я об этом и не подумал, в голове у меня все перемешалось, а она говорит:
— Ваш портрет был в местной газете.
Терпеть не могу, когда меня выводят на чистую воду, сам не знаю почему, и в таких случаях всегда пытаюсь оправдаться. То есть сочиняю какую нибудь байку, чтоб все объяснить. Говорю, я только выполняю приказ.
— Приказ, — говорит, — чей?
Не могу сказать.
Она глаз с меня не сводит и держится подальше. Думаю, все таки боится, что я на нее наброшусь.
— Чей приказ? — спрашивает снова.
А мне, как назло, ни одно имя в голову не приходит. И не знаю почему, вдруг вспоминаю — из тех, кого она могла знать, — имя управляющего отделением банка, где ее отец деньги держит. Я когда в банк заходил, несколько раз видел, как ее отец с управляющим разговаривает.
Приказ Синглтона, говорю.
Ее прямо как громом поразило, а я быстро быстро продолжаю, что, мол, не должен был ей сообщать, он меня убьет, если узнает, и всякое такое.
— Мистера Синглтона? — переспрашивает, вроде не расслышала.
Он совсем не тот, за кого его принимают, говорю.
Она вдруг опускается на ручку кресла, вроде ноги подкосились, вроде это уже последняя капля.
— Вы хотите сказать, это мистер Синглтон приказал вам меня похитить?
Я кивнул.
— Но я дружу с его дочерью. Он — наш… Ох, просто безумие какое то, — говорит.
Разве вы не помните девушку с Пенхэрст Роуд?
— Какую девушку с Пенхэрст Роуд?
Ту, что исчезла три года назад.
Это я придумал. В то утро мозги у меня шевелились как надо, по быстрому. Так мне казалось.
— Может быть, я тогда уезжала в школу. А что с ней случилось?
Не знаю. Только это его рук дело.
— Что — его рук дело?
Не знаю. Не знаю, что с ней случилось. Но что бы это ни было, это его рук дело. О ней больше никто никогда не слыхал.
Вдруг она говорит:
— У вас нет сигареты?
Ужасно все нескладно вышло. Я неловко вытащил из кармана пачку сигарет, зажигалку, подошел, отдал ей. Может, надо было предложить ей огня, но в тот момент это выглядело бы глупо.
Говорю ей, вы совсем ничего не ели.
Сигарету она держала очень аристократично, двумя пальцами, между указательным и средним. Свитер вычистила. Очень было душно.
Никакого внимания на мои слова. Странно. Я понял, она догадалась, что все вранье.
— Вы хотите сказать, что мистер Синглтон — сексуальный маньяк и похищает девушек, а вы ему помогаете?
Говорю, а что мне остается делать? Знаете, я стащил из банка деньги, должен сесть в тюрьму, если станет известно. Так что он меня как в петле держит.
А она смотрит во все глаза. Глаза огромные, ясные, интерес в них так и светится, вроде ей очень хочется выяснить все до конца. (Но не было в них такого, знаете, нахального любопытства.) — Вы ведь выиграли очень много денег, правда?
Тут я понял, что запутался. Опять почувствовал себя неловко, даже в жар бросило.
— Почему же вы не выплатили те деньги? Сколько выиграли — семьдесят тысяч? Неужели украли больше? А может, вам просто интересно ему помогать?
Я вам еще многого не могу сказать. Я целиком в его власти.
Она встала, руки в карманах юбки. Взглянула на себя в зеркало (конечно, металлическое, никакого стекла) — на этот раз на себя посмотрела, для разнообразия.
— Что он собирается со мной сделать?
Не знаю.
— А где он сам?
— Думаю, скоро приедет.
Помолчала немного. Потом вдруг выражение лица стало такое, вроде она о чем то плохом подумала. Поверила вроде, что, может, я правду сказал.
— Ну конечно, — говорит, — видимо, это его дом в Суффолке.
Ну да, говорю, полагая, что умно ответил.
— Нет у него дома в Суффолке, — говорит она, да так это презрительно.
Вы можете и не знать, отвечаю. Не очень убедительно.
Она бы еще говорила, только я почувствовал, надо это прекратить, я и не подозревал, какая она сообразительная. Не как все нормальные люди.
Я пришел спросить, что вы хотите на завтрак, есть каша, яйца и всякое такое.
— Не хочу никакого завтрака, комната тесная, здесь ужасно. И что за наркоз вы мне дали?
Я не знал, что вас от него будет тошнить. Честное слово.
— Мистер Синглтон должен был вас предупредить.
Ясно было, она не поверила этой истории. Издевалась.
Я заторопился, говорю, чай или кофе, и она сказала, кофе, только если вы при мне первый выпьете. С этим я и ушел, вышел в наружный подвал. Прежде чем закрыл дверь, она мне:
— Вы зажигалку забыли.
У меня другая есть (на самом деле — нет).
— Спасибо, — говорит. Странно, она вроде готова была улыбнуться.