* * *
Сейчас мне полегче.
Счастье еще, что все так обошлось. Могло быть гораздо хуже. Безумием было так рисковать.
Хорошо, что я еще жива.
1 декабря Он приходил сюда, вниз. Выпускал меня в наружный подвал. Все совершенно ясно. Он злится на меня. Никогда еще он не был так зол. Он не просто дуется, как раньше. Это глубоко запрятанная злость.
Это приводит меня в ярость. Никому никогда не понять, чего мне стоил вчерашний вечер. Каких усилий мне стоило пойти на то, чтобы рискнуть отдать себя, постараться понять. Подавить все естественные чувства и инстинкты.
Он сам виноват. И злится, как всякий мужчина. А я больше не могу быть с ним милой. Они дуются, если ты им отказываешь, и терпеть тебя не могут, если соглашаешься. Умный мужчина должен бы презирать себя за это. За алогичность.
Озлобленные мужчины и уязвленные женщины.
Разумеется, теперь я знаю его тайну. Ему это претит.
Думаю, думаю и думаю об этом.
Должно быть, он всегда знал, что ничего не сможет. И все таки все время говорил мне о любви. Что это значит?
Думаю, дело вот в чем. Он не может испытать наслаждение от обладания мною, как нормальный мужчина. Думаю обо всех других мужчинах: «Они бы мне позавидовали, если бы знали». Потому что он владеет мной.
Поэтому смехотворны мои попытки быть с ним милой. Собираюсь вести себя так, чтобы ему не доставляло удовольствия держать меня здесь. Снова объявлю голодовку. Не желаю иметь с ним ничего общего. Не буду с ним разговаривать.
* * *
В голову приходят странные мысли. Что для К. я впервые в жизни совершила нечто оригинальное. Что то такое, что вряд ли сделал бы кто то еще. Я собрала все свое мужество, когда мы были обнаженными друг перед другом.
Узнала, что значит «собрать все свое мужество». Конец институтки из Ледимонта. Она умерла.
* * *
Помню, как вела машину Пирса. Где то недалеко от Каркассона. Все хотели, чтобы я остановилась. А мне хотелось идти на 100. И я жала и жала на педаль. Все перепугались до смерти. И я тоже.
Но доказала, что могу.
* * *
(Перед вечером.) Снова читаю «Бурю». Целый день. Совсем другое впечатление. После того, что произошло. Сострадание, которое Шекспир испытывает к своему Калибану. И я (где то под ненавистью и отвращением) к своему — тоже.
Получудовища.
«Людским обличьем он не был одарен».
«Гнусный раб, в пороках закосневший…»
«…от него мы, верно, не услышим ни слова доброго».
«С тобой добром не сладишь, только плетью».
Просперо:
Ты жил в моей пещере. Но потом
Ты дочь мою замыслил обесчестить!
Калибан:
Хо хо! Хо хо! А жаль, не удалось!
Не помешай ты мне — я населил бы
Весь остров Калибанами…
Презрение Просперо. Уверенность, что доброта в случае с Калибаном — бесполезна.
Стефано и Тринкуло — тотализатор. Их вино — выигрыш.
Акт III, сцена 2: «И плачу я о том, что я проснулся». Бедный Калибан. Но только потому, что он то ничего не выиграл.
«И стану впредь умней».
«Прекрасный новый мир».
Ужасный новый мир.
Он только что ушел. Я сказала, что не буду есть, пока он не переведет меня наверх. Мне нужен свет и свежий воздух — ежедневно. Он попытался уйти от ответа. Обозлился. Перешел на саркастический тон. И заявил — всеми буквами — что я «забываю, кто здесь хозяин».
Он стал совсем другим. Он меня пугает.
Дала ему срок до завтра: пусть решает, что делать.
2 декабря Я перейду наверх. Он собирается переделать для меня одну из комнат. Сказал, это займет примерно неделю. Я согласилась, но если это опять отсрочка…
Увидим.
* * *
Прошлой ночью лежала и думала о Ч.В. Представила себя в его объятьях. Мечтала об этом. Мне так нужна его чудесная, фантастическая, человеческая нормальность.
Его неразборчивость в отношениях… Даже она — созидательна. От полноты жизни. Пусть даже это причиняет мне боль. Он создает любовь, жизнь, волнение; он полон жизни, и те, кого он любил, не в силах его забыть.
Порой мне и самой хотелось бы так жить. Любить свободно. Иногда даже представляла себе, как отдаю себя мужчине, даже незнакомому. Посмотрю на какого нибудь юношу в метро или на взрослого мужчину, на его губы, на руки, сделаю строгое выражение лица и представляю себе…
Вот, например, Туанетта. Спит с кем попало. Раньше я думала, это противно, грязно. Но любовь, какой бы она ни была, — прекрасна. Даже если это только влечение. Только одно поистине отвратительно на свете: ледяная, мертвая, абсолютная НЕ любовь между Калибаном и мною.
Сегодня утром представила себе, что мой побег удался и Калибан предстал перед судом. Я его защищала. Сказала, что это — трагедия. Что он нуждается в сочувствии и лечении у психиатра. В прощении.
Это не было проявлением благородства с моей стороны. Просто я слишком презираю его, чтобы ненавидеть.
Странно. Вполне вероятно, что я стала бы его защищать. Уверена, встретиться с ним снова было бы совершенно невозможно.
Я не смогла бы его излечить. Потому что его болезнь — я.
3 декабря Возьму и соглашусь на интрижку с Ч.В.
Выйду за него замуж, если он захочет.
Пойду на эту авантюру: рискну выйти за него замуж. Хочу этого.
Мне надоело быть молодой. Неопытной.
О многом знать и ничего не уметь.
Хочу родить ему детей.
Мое тело — что оно значит теперь для меня? Если Ч.