Гвендолен идет к двери. На пороге они с Джеком обмениваются воздушным
поцелуем за спиной у леди Брэкнелл.
Леди Врэкнелл (озирается в недоумении, словно Не понимая, что это за
звук. Потом оборачивается). В карету!
Гвендолен.
Потом оборачивается). В карету!
Гвендолен. Да, мама. (Уходит, оглядываясь ка Джека.)
Леди Брэкнелл (усаживаясь). Вы можете сесть, мистер Уординг. (Роется в
кармане, ища записную книжечку и карандаш.)
Джек. Благодарю вас, леди Брэкнелл, я лучше постою.
Леди Брэкнелл (вооружившись книжкой и карандашом). Вынуждена отметить:
вы не значитесь в моем списке женихов, хотя он в точности совпадает со
списком герцогини Болтон. Мы с ней в этом смысле работаем вместе. Однако я
готова внести вас в список, если ваши ответы будут соответствовать
требованиям заботливой матери. Вы курите?
Джек. Должен признаться, курю.
Леди Брэкнелл. Рада слышать. Каждому мужчине нужно какое-нибудь
занятие. И так уж в Лондоне слишком много бездельников. Сколько вам лет?
Джек. Двадцать девять.
Леди Брэкнелл. Самый подходящий возраст для женитьбы. Я всегда
придерживалась того мнения, что мужчина, желающий вступить в брак, должен
знать все или ничего. Что вы знаете?
Джек (после некоторого колебания). Ничего, леди Брэкнелл.
Леди Брэкнелл. Рада слышать это. Я не одобряю всего, что нарушает
естественное неведение. Неведение подобно нежному экзотическому цветку:
дотроньтесь до него, и он завянет. Все теории современного образования в
корне порочны. К счастью, по крайней мере у нас в Англии, образование не
оставляет никаких следов. Иначе оно было бы чрезвычайно опасно для высших
классов и, быть может, привело бы к террористическим актам на Гровнор-сквер.
Ваш доход?
Джек. От семи до восьми тысяч в год.
Леди Брэкнелл (делая пометки в книжке). В акциях или в земельной ренте?
Джек. Главным образом в акциях.
Леди Брэкнелл. Это лучше. Всю жизнь платишь налоги, и после смерти с
тебя их берут, а в результате земля не дает ни дохода, ни удовольствия.
Правда, она дает положение в обществе, но не дает возможности пользоваться
им. Такова моя точка зрения на землю.
Джек. У меня есть загородный дом, ну, и при нем — земля — около
полутора тысяч акров; но не это основной источник моего дохода. Мне кажется,
что пользу из моего поместья извлекают только браконьеры.
Леди Брэкнелл. Загородный дом! А сколько в нем спален? Впрочем это мы
выясним позднее. Надеюсь, у вас есть дом и в городе? Такая простая
неиспорченная девушка, как Гвендолен, не может жить в деревне.
Джек. У меня дом на Белгрэйв-сквер, но его из года в год арендует леди
Блоксхэм. Конечно, я могу отказать ей, предупредив за полгода.
Леди Брэкнелл. Леди Блоксхэм? Я такой не знаю.
Джек. Она редко выезжает. Она уже довольно пожилая.
Леди Брэкнелл. Ну, в наше время это едва ли может служить гарантией
порядочного поведения. А какой номер на Белгрэйв-сквер.
А какой номер на Белгрэйв-сквер.
Джек. Сто сорок девять.
Леди Брэкнелл (покачивая головой). Не модная сторона. Так я и знала,
что не обойдется без дефекта. Но это легко изменить.
Джек. Что именно — моду или сторону?
Леди Брэкнелл (строго). Если понадобится — и то и другое. А каковы ваши
политические взгляды?
Джек. Признаться, у меня их нет. Я либерал-юнионист.
Леди Брэкнелл. Ну, их можно считать консерваторами. Их даже приглашают
на обеды. Во всяком случае, на вечера. Ну, а теперь перейдем к менее
существенному. Родители ваши живы?
Джек. Нет. Я потерял обоих родителей.
Леди Брэкнелл. Потерю одного из родителей еще можно рассматривать как
несчастье, но потерять обоих, мистер Уординг, похоже на небрежность. Кто был
ваш отец? Видимо, он был человек состоятельный. Был ли он, как выражаются
радикалы, представителем крупной буржуазии или же происходил из
аристократической семьи?
Джек. Боюсь, не смогу ответить вам на этот вопрос. Дело в том, леди
Брэкнелл, что я неточно выразился, сказав, что я потерял родителей. Вернее
было бы сказать, что родители меня потеряли… По правде говоря, я не знаю
своего происхождения. Я… найденыш.
Леди Брэкнелл. Найденыш!
Джек. Покойный мистер Томас Кардью, весьма добросердечный и щедрый
старик, нашел меня и дал мне фамилию Уординг, потому что у него в кармане
был тогда билет первого класса до Уординга. Уординг, как вы знаете, морской
курорт в Сассексе.
Леди Брэкнелл. И где же этот добросердечный джентльмен c билетом
первого класса до Уординга нашел вас?
Джек (серьезно). В саквояже.
Леди Брэкнелл. В саквояже?
Джек (очень серьезно). Да, леди Брэкнелл. Я был найден в саквояже —
довольно большом черном кожаном саквояже с прочными ручками — короче говоря,
в самом обыкновенном саквояже.
Леди Брэкнелл. И где именно этот мистер Джемс или Томас Кардью нашел
этот самый обыкновенный саквояж?
Джек. В камере хранения на вокзале Виктория. Ему выдали этот саквояж по
ошибке вместо его собственного.
Леди Брэкнелл. В камере хранения на вокзале Виктория?
Джек. Да, на Брайтонской платформе.
Леди Брэкнелл. Платформа не имеет значения. Мистер Уординг, должна вам
признаться, я несколько смущена тем, что вы мне сообщили. Родиться или пусть
даже воспитываться в саквояже, независимо от того, какие у него ручки,
представляется мне забвением всех правил приличия. Это напоминает мне худшие
эксцессы времен Французской революции. Я полагаю, вам известно, к чему
привело это злосчастное возмущение. А что касается места, где был найден
саквояж, то хотя камера хранения и может хранить тайны нарушения
общественной морали — что, вероятно, и бывало не раз, — но едва ли она может
обеспечить прочное положение в обществе.