Это может причинить тебе большой вред. Не забывай, что всего
неделю назад твой ближайший родственник чуть не скончался в Париже от острой
простуды.
Джек. Да, но ты сам сказал, что простуда — болезнь не наследственная.
Алджернон. Так считали прежде, это верно, но так ли это сейчас? Наука
идет вперед гигантскими шагами.
Джек (отбирая блюдо с лепешками). Глупости, ты всегда говоришь
глупости!
Алджернон. Джек, ты опять принялся за лепешки! А как же я? Там только
две и остались. (Берет их.) Я же сказал тебе, что люблю лепешки.
Джек. А я ненавижу сладкий пирог.
Алджернон. С какой же стати ты позволяешь угощать твоих гостей пирогом?
Странное у тебя представление о гостеприимстве.
Джек. Алджернон, я уже говорил тебе — уезжай. Я не хочу, чтобы ты
оставался. Почему ты не уходишь?
Алджернон. Я еще не допил чай, и надо же мне доесть лепешку.
Джек со стоном опускается в кресло. Алджернон продолжает есть.
Занавес.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Гостиная в поместье м-ра Уординга. Гвендолен и Сесил и, стоя у окна,
смотрят в сад.
Гвендолен. То, что они сразу не пошли за нами в дом, как и можно было
ожидать, доказывает, по-моему, что у них еще сохранилась капля стыда.
Сесили. Они едят лепешки. Это похоже на раскаяние.
Гвендолен (помолчав). Они, видимо, не замечают нас. Может быть, вы
попробуете кашлянуть?
Сесили. Но у меня нет кашля.
Гвендолен. Они смотрят на нас. Какая дерзость!
Сесили. Они идут сюда. Как самонадеянно с их стороны.
Гвендолен. Будем хранить горделивое молчание.
Сесили. Конечно. Ничего другого не остается.
Входит Джек, за ним Алджернон. Они насвистывают мотив какой-то
ужасающей арии из английской оперы.
Гвендолен. Горделивое молчание приводит к печальным результатам.
Сесили. Очень печальным.
Гвендолен. Но мы не можем заговорить первыми.
Сесили. Конечно, нет.
Гвендолен. Мистер Уординг, у меня к вам личный вопрос. Многое зависит
от вашего ответа.
Сесили. Гвендолен, ваш здравый смысл меня просто восхищает. Мистер
Монкриф, будьте добры ответить мне на следующий вопрос. Для чего вы пытались
выдать себя за брата моего опекуна?
Алджернон. Чтобы иметь предлог познакомиться с вами.
Сесили (обращаясь к Гвендолен). Мне кажется, это удовлетворительное
объяснение.
Мне кажется, это удовлетворительное
объяснение. Как по-вашему?
Гвендолен. Да, моя дорогая, если только можно ему верить.
Сесили. Я не верю. Но это не умаляет удивительного благородства его
ответа.
Гвендолен. Это так. В важных вопросах главное не искренность, а стиль.
Мистер Уординг, чем вы объясните вашу попытку выдумать себе брата? Не затем
ли вы на это пошли, чтобы иметь предлог как можно чаще бывать в Лондоне и
видеть меня?
Джек. Неужели вы можете сомневаться в этом, мисс Ферфакс?
Гвендолен. У меня на этот счет большие сомнения. Но я решила ими
пренебречь. Сейчас не время для скептицизма в духе немецких философов.
(Подходит к Сесили.) Их объяснения кажутся мне удовлетворительными, особенно
объяснение мистера Уординга. Оно звучит правдиво.
Сесили. Мне более чем достаточно того, что сказал мистер Монкриф. Один
его голос внушает мне абсолютное доверие.
Гвендолен. Так вы думаете — мы можем простить их?
Сесили. Да. То есть нет.
Гвендолен. Верно! Я совсем позабыла. На карту поставлен принцип, и нам
нельзя уступать. Но кто из нас скажет им это? Обязанность не из приятных.
Сесили. А не можем ли мы сказать это вместе?
Гвейдолен. Прекрасная идея! Я почти всегда говорю одновременно со своим
собеседником. Только держите такт.
Сесили. Хорошо.
Гвендолен отбивает такт рукой.
Гвендолен и Сесили (говоря вместе). Неодолимым препятствием по-прежнему
являются ваши имена. Так и знайте!
Джек и Алджернон (говоря вместе). Наши имена? И только-то? Но нас
окрестят сегодня же.
Гвендолен (Джеку). И вы ради меня идете на такое испытание?
Джек. Иду!
Сесили (Алджернону). Чтобы сделать мне приятное’, вы согласны это
перенести?
Алджернон. Согласен!
Гвендолен. Как глупы все разговоры о равенстве полов. Когда дело
доходит до самопожертвования, мужчины неизмеримо выше нас.
Джек. Вот именно! (Пожимает руку Алджернону.)
Сесили. Да, порой они проявляют такое физическое мужество, о каком мы,
женщины, и понятия не имеем.
Гвендолен (Джеку). Милый!
Алджернон (Сесили). Милая!
Все четверо обнимаются. Входит Мерримен. Поняв ситуацию, он вежливо
покашливает.
Мерримен. Хм! Хм! Леди Брэкнелл.
Джек. Силы небесные!..
Входит леди Брэкнелл. Влюбленные испуганно отстраняются друг от друга.
Мерримен уходит.
Леди Брэкнелл. Гвендолен! Что это значит?
Гвендолен. То, что я помолвлена с мистером Уордингом. Только и всего,
мама.
Леди Брэкнелл. Поди сюда. Сядь. Сядь сейчас же. Нерешительность — это
признак душевного упадка у молодых и физического угасания у пожилых.
(Повернувшись к Джеку.) Поставленная в известность о внезапном исчезновении
моей дочери ее доверенной горничной, чье усердие я раз и навсегда обеспечила
посредством небольшой денежной мзды, я тотчас последовала за ней в товарном
поезде. Ее бедный отец воображает, что она находится сейчас на несколько
затянувшейся популярной лекции о влиянии, которое рента оказывает на
развитие мысли. И это очень хорошо. Я не намерена разуверять его. Я стараюсь
никогда не разуверять его ни в чем. Я бы считала это недостойным себя. Но
вы, конечно, понимаете, что обязаны отныне прекратить всякие отношения с
моей дочерью. И немедленно! В этом вопросе, как, впрочем, и во всех других,
я не пойду ни на какие уступки.
Джек. Я обручен с Гвендолен, леди Брэкнелл.
Леди Брэкнелл. Ничего подобного, сэр. А что касается Алджернона…
Алджернон!
Алджернон. Да, тетя Августа?
Леди Брэкнелл. Скажи мне, не в этом ли доме обитает твой больной друг
мистер Бенбери?
Алджернон (запинаясь). Да! Нет. Бенбери живет не здесь. Сейчас Бенбери
здесь нет. По правде говоря, Бенбери умер.
Леди Брэкнелл. Умер? А когда именно скончался мистер Бенбери? Судя по
всему, он умер скоропостижно.
Алджернон (беззаботно). О, Бенбери я сегодня убил. Я хочу сказать —
бедняга Бенбери умер сегодня днем.
Леди Брэкнелл. А что было причиной его смерти?
Алджернон. Бенбери?.. Он… он лопнул, взорвался…
Леди Брэкнелл. Взорвался? Может быть, он стал жертвой террористического
акта? Я не предполагала, что мистер Бенбери интересуется социальными
проблемами. Ну, а если так, поделом ему за такие нездоровые интересы.
Алджернон. Дорогая тетя Августа, я хочу сказать, что его вывели на
чистую воду. То есть доктора установили, что жить он больше не может, вот
Бенбери и умер.
Леди Брэкнелл. По-видимому, он придавал слишком большое значение
диагнозу своих врачей. Но во всяком случае, я рада, что наконец-то он избрал
какую-то определенную линию поведения и до конца не был лишен медицинской
помощи. Но теперь, когда мы наконец избавились от этого мистера Бенбери,
могу я спросить, мистер Уординг, что за молодая особа, которую сейчас держит
за руку мой племянник Алджернон совершенно неподобающим, с моей точки
зрения, образом.
Джек. Эта леди — мисс Сесили Кардью, моя воспитанница.