— Не смею больше задерживать вас, Маврин-Скел, — холодно сказал Гурдже. — Я уверен, вы найдете для себя что-нибудь поинтереснее, чем наблюдение за моей игрой.
Он двинулся дальше по широким ступенькам.
— В текущий момент ничто на этом орбиталище не в силах меня задержать, дорогой мистер Гурдже, — сказал автономник обыденным тоном, срывая последние лепестки с ночного цветка, потом бросил остатки его в желобок с водой, идущий по вершине балюстрады.
— Гурдже, рад вас видеть. Проходите, садитесь.
Гости Эстрея Хаффлиса, человек тридцать, сидели вокруг огромного прямоугольного каменного стола на балконе, нависающем над водопадом; анфилада арок была увита стеблями ночных цветков и увешана бумажными фонариками, испускавшими мягкий свет. В конце балкона, на краю огромной плиты, сидели музыканты с ударными, струнными и духовыми инструментами — они смеялись и играли главным образом для себя, каждый пытался выбрать темп побыстрее, чтобы остальные поспевали за ним.
В центре стола было длинное узкое углубление, наполненное раскаленными углями; над огнем располагалось нечто вроде миниатюрного вертела, по которому от одного конца стола к другому двигались небольшие кусочки мяса и овощей. Их нанизывал на вертел с одного конца один из детей Хаффлиса; к другому концу они подходили уже завернутые в съедобную бумагу, и там их снимал младший (шестилетний) ребенок Хаффлиса и довольно точно кидал любому желающему. Хаффлис с его семью детьми был явлением необычным — люди, как правило, рожали и воспитывали одного ребенка. Культура неодобрительно смотрела на такую плодовитость, но Хаффлис получала удовольствие, будучи беременной. В настоящий момент Хаффлис пребывал в мужской ипостаси, изменив пол несколькими годами ранее.
Он обменялся любезностями с Гурдже и усадил игрока рядом с профессором Борулал, которая, счастливо улыбаясь, раскачивалась на стуле. На ней было длинное черно-белое платье; увидев Гурдже, она шумно поцеловала его в губы. Она хотела было поцеловать и Маврин-Скела, но тот метнулся в сторону.
Борулал рассмеялась и длинной вилкой сняла с вертела в центре стола полупрожаренный кусочек мяса.
— Гурдже, познакомьтесь с милой Ольц Хап! Ольц — Жерно Гурдже. Пожмите, пожалуйста, друг другу руки.
Гурдже сел, взяв маленькую бледную руку испуганной с виду девушки, сидевшей справа от Борулал. На девушке было надето что-то темное и бесформенное, на вид ей было лет четырнадцать-пятнадцать, не больше. Он улыбнулся, чуть нахмурившись, посмотрел на профессора, пытаясь сделать юное светловолосое существо соучастницей пьяного представления Борулал, но Ольц Хап смотрела на его руку, а не на лицо. Она позволила Гурдже прикоснуться к своей руке, но почти немедленно вырвала ее, уселась на обе ладони и уставилась на блюдо перед собой.
Борулал глубоко вздохнула, словно пытаясь сосредоточиться, и отхлебнула из высокого бокала, стоявшего перед ней на столе.
— Ну, — сказала она, глядя на Гурдже, словно тот только-только появился. — Как поживаете, Жерно?
— Неплохо.
Он смотрел на Маврин-Скела, который маневрировал вблизи Ольц Хап, подплывая к столу из-за ее спины; поля его переливались официальным синим и дружеским зеленым.
— Добрый вечер. — Голос автономника звучал чуть ли не по-отечески.
— Добрый вечер. — Голос автономника звучал чуть ли не по-отечески.
Девушка подняла голову и посмотрела на машину; Гурдже прислушивался к их разговору, одновременно беседуя с Борулал.
— Привет.
— Настолько неплохо, что готовы сыграть партию в стрикен?
— Меня зовут Маврин-Скел. А вас — Ольц Хап, верно?
— Пожалуй, профессор. А ваше самочувствие позволяет вам выступить в роли арбитра?
— Да. Здравствуйте.
— Хера с два. Нет, конечно. Пьяна в сосиску. Придется вам найти кого-то другого. Может, со временем очухаюсь, но пока… не-е-е…
— Ох, ах, обменяйтесь рукопожатием с моим полем, а? Очень мило с вашей стороны; почти никто не хочет этого делать. Рад с вами познакомиться. Мы все о вас наслышаны.
— А как насчет самой барышни?
— Ax, ax, милочка.
— Что?
— В чем дело? Я сказал что-то не то?
— Она готова играть?
— Нет, это просто…
— Во что играть?
— Ах, вы так застенчивы. Это совершенно лишнее. Никто не будет заставлять вас играть. И меньше всего сам Гурдже, поверьте мне.
— В игру, Борулал.
— Ноя…
— Что, вы хотите сказать — сейчас?
— Я бы на вашем месте не беспокоился. Правда.
— Сейчас или в любое другое время.
— Ну, не знаю. Давайте спросим у нее! Послушайте, детка…
— Бор… — начал было Гурдже, но профессор уже повернулась к девушке.
— Ольц, так вы хотите сыграть?
Девушка посмотрела прямо в глаза Гурдже. В ее глазах отражался огонь, горевший в центре стола.
— Если мистер Гурдже не против, то — да.
Поля Маврин-Скела засверкали красным цветом удовольствия — ярче горящих углей.
— Отлично! — сказал он. — Схватка.
Хаффлис одолжил свой собственный комплект стрике-на — автономник-посыльный принес его из кладовки за считаные минуты. Комплект поставили в одном из углов балкона — там снизу ревел водопад. Профессор Борулал, повозившись со своим терминалом, послала запрос автономникам-арбитрам — судить предстоящую игру. Игроки в стрикен нередко пользовались высокими технологиями для мошенничества, и при серьезной игре требовались серьезные меры предосторожности. За ходом игры вызвались наблюдать автономник с Узла Чиарка и производственный автономник из доков, расположенных у подножия гор. Одна из машин университета должна была представлять Ольц Хап.