И пришло разрушение…

— Вот мы и построили церковь, — обратился к жителям Мбанты мистер Киага, переводчик, чьим заботам был вверен крошечный новорожденный приход. Белый человек вернулся в Умуофию, где была его штаб-квартира. Оттуда он регулярно наведывался проверять, что делается в приходе мистера Киаги.

— Вот мы и построили церковь, — повторил мистер Киага, — и мы хотим, чтобы каждый седьмой день вы приходили сюда поклоняться истинному богу.

В следующее воскресенье Нвойе ходил взад и вперед перед глинобитной, крытой тростником церковкой, не решаясь войти. До него доносились голоса поющих, и хотя в церкви была только горстка людей, голоса звучали громко и уверенно. Церковь стояла на круглой, очищенной от деревьев площадке, и Нвойе чудилось, что эта маленькая площадка — отверстая пасть Нечистого леса. Неужто она только ждет своего часа, чтобы сомкнуть челюсти? Потоптавшись возле церкви, Нвойе вернулся домой.

Кто-кто, а жители Мбанты хорошо знали, что их боги и предки могут проявить подчас и долготерпение, сознательно давая человеку покуражиться. Но терпение их ограничивалось обычно семью базарными неделями, или двадцатью восемью днями. Еще ни одному человеку не удалось переступить этот предел. Вот почему на исходе шестой недели с того дня, как дерзкие миссионеры построили в Нечистом лесу свою церковь, всю деревню охватило лихорадочное возбуждение. Жители Мбанты так твердо верили в близкий конец этих людей, что двое-трое из новообращенных почли за лучшее отойти от новой веры.

Наконец наступил день, в который суждено было умереть миссионерам. Однако время шло, а они продолжали жить как ни в чем не бывало и даже приступили к постройке глинобитного, крытого тростником дома — для мистера Киаги. Эта неделя принесла им новую победу — еще горстку новообращенных. Среди них была первая женщина. То была Ннека, жена богатого и процветающего земледельца Амади. Она была на сносях.

Четыре раза до этого беременела и рожала Ннека. Но каждый раз она приносила двойняшек, и их тут же выбрасывали. С некоторых пор муж и родня мужа стали плохо относиться к Ннеке, поэтому они не выказали особого возмущения, узнав, что Ннека ушла к христианам.

С некоторых пор муж и родня мужа стали плохо относиться к Ннеке, поэтому они не выказали особого возмущения, узнав, что Ннека ушла к христианам. Туда ей и дорога!

Однажды утром Амикву, двоюродный брат Оконкво, возвращался из соседней деревни и, проходя мимо церкви, увидел среди христиан Нвойе. Удивлению Амикву не было предела. Добравшись до дома, он немедленно пошел к Оконкво и рассказал ему о том, что видел. Женщины возбужденно загалдели, но Оконкво сидел с таким видом, будто его это не касается.

Нвойе вернулся домой только под вечер. Перешагнув порог оби, он поздоровался с отцом; Оконкво не ответил ему. Нвойе направился было во двор, но тут Оконкво вскочил и, не в силах сдержать душивший его гнев, схватил сына за горло.

— Где ты был? — заикаясь, спросил он.

Нвойе попытался освободиться от сжимавших его горло железных тисков.

— Отвечай, не то я убью тебя! — ревел Оконкво.

Он схватил с глиняной скамьи тяжелую дубинку нанес сыну несколько жестоких ударов.

— Отвечай! — снова заревел он.

Нвойе стоял, не отводя глаз от отца, и молчал. Во дворе визжали женщины, не осмеливаясь войти в дом.

— Сейчас же отпусти его! — произнес голос со двора. — Это был Ученду, дядя Оконкво. — Ты что, рехнулся?

Оконкво не ответил. Но он выпустил Нвойе, и тот; ушел, чтобы больше уже никогда не возвращаться.

Он пришел в церковь и сказал мистеру Киага, что решил уйти в Умуофию, где белый человек основал школу, чтобы учить молодых христиан читать и писать.

Радость мистера Киаги была беспредельна.

— Благословен тот, кто покинет отца своего и матерь свою меня ради, — начал он нараспев. — Да будут мне отныне отцом и матерью те, кто внемлют словам моим…

Нвойе не все понял из того, что говорил мистер Киага. Но он был счастлив, что ушел от отца. Когда-нибудь он вернется к матери, братьям и сестрам и обратит их в новую веру.

Всю ту ночь Оконкво просидел в своей хижине у очага, глядя на тлеющий огонь и размышляя о случившемся. Вдруг его охватила дикая ярость, он почувствовал непреодолимое желание схватить мачете, броситься к церкви и искрошить на мелкие кусочки всю эту подлую злодейскую шайку. Но, поразмыслив немного, он пришел к выводу, что Нвойе не стоит того, чтобы за него бороться. Почему — взывал он в сердце своем — из всех людей именно его, Оконкво, прокляла судьба, наделив таким сыном? Не иначе как это дело рук его чи. Как еще можно объяснить страшное несчастье, обрушившееся на него, и последующее изгнание, а теперь еще этот позорный поступок сына? Теперь, когда у него было время спокойно обдумать все случившееся, преступление сына показалось ему особенно гнусным. Отвергнуть богов отца и связать судьбу свою с изнеженными, кудахчущими, словно старые куры, людьми — это мерзко и отвратительно! А вдруг после его смерти все его сыновья пойдут по стопам Нвойе и покинут своих предков? При одной мысли о такой страшной возможности полного забвения Оконкво в ужасе содрогнулся. Он ясно представил себе, как сам он и его предки толпятся у маленького домика, «хижины богов», в тщетном ожидании поклонения и жертвоприношений и не находят ничего, кроме кучки пепла, сохранившегося с былых времен. А его дети тем временем молятся богу белого человека! Если этому суждено когда-нибудь случиться, он, Оконкво, сметет их всех с лица земли.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58