Старый Ученду очень встревожился, увидев, что Оконкво поддался отчаянью. Ученду решил поговорить с ним после того, как будет выполнен обряд иса-ифи.
Амикву, младший из пяти сыновей Ученду, брал в дом новую жену. Уже был уплачен выкуп за невесту, уже были совершены все обряды, кроме последнего. За два месяца до приезда Оконкво в Мбанту сын Ученду и его близкие отвезли пальмовое вино родственникам невесты. Теперь наступило время для последнего обряда — исповеди.
Дома собрались все дочери старого Ученду; некоторым из них пришлось проделать немалый путь из далеких деревень, где они теперь жили. Старшая дочь пришла из Ободо, находившейся в полудне ходьбы от Мбанты. Здесь же были и дочери братьев Ученду. Вся семья была в полном сборе, — вот так же соберутся они вместе, когда в семью придет смерть. Всего их было двадцать два.
Женщины уселись широким кругом на землю, в середине круга сидела невеста, в правой руке она держала курицу. Возле нее занял место Ученду с родовым жезлом предков. Все остальные мужчины деревни стояли вне круга, наблюдая за церемонией. Наблюдали и их жены. Был вечер, солнце готовилось скрыться за горизонтом.
Вопросы задавала Ньиде — старшая дочь Ученду.
— Помни, — начала она, — не скажешь правды, не миновать тебе при родах страданий, а то и смерти. Сколько мужчин лежало с тобой с тех пор, как мой брат впервые изъявил желание жениться на тебе?
— Ни одного, — просто ответила невеста.
— Говори правду, — убеждали ее женщины.
— Ни одного? — спросила Ньиде.
— Ни одного, — ответила невеста.
— Поклянись на жезле моих предков, — сказал Ученду.
— Клянусь, — сказала она.
Тогда Ученду взял у невесты курицу, отрубил ей голову и пролил несколько капель крови на родовой жезл.
С этого дня Амикву взял молодую невесту в свою хижину, и она стала его женой. Дочери Ученду не сразу вернулись в свои деревни — еще несколько дней провели они в Мбанте со своими родными.
А на следующий день Ученду призвал к себе всех своих сыновей и дочерей, а также своего племянника Оконкво. Мужчины принесли с собой козьи шкуры и уселись на них, расстелив на полу, а женщины устроились на земляной приступочке, покрытой циновкой из волокон сизаля. Ученду осторожно подергивал свою седую бородку и скрежетал зубами. Но вот он заговорил, спокойно, не торопясь, тщательно подбирая слова.
— В первую очередь я желаю говорить с Оконкво. Но я хочу, чтобы и вы все послушали то, что я скажу. Я старик, а вы все еще дети. И я знаю жизнь лучше, чем любой из вас. Если найдется среди вас хоть один, кто знает ее лучше меня, пусть говорит.
Оп сделал паузу, но никто не проронил ни слова.
— Почему Оконкво живет теперь с нами? Ведь это не его клан. Мы всего лишь приходимся ему родней по матери. Он не здешний. Он изгнанник, обреченный жить семь лет на чужбине.
Он изгнанник, обреченный жить семь лет на чужбине. Горе окончательно сломило его. Но мне хотелось бы задать ему один вопрос. Можешь ли ты объяснить мне, Оконкво, почему одним из самых распространенных имен, что мы даем нашим детям, стало Ннека, что означает «Мать превыше всего»? Все мы знаем, что глава семьи — мужчина, а жены подчинены ему и только выполняют его волю. Ребенок принадлежит отцу и его семье, а не матери и ее семье. Мужчина принадлежит родине своего отца, а не родине своей матери. И все же мы говорим: «Ннека» — «Мать превыше всего». Почему бы это?
Все молчали.
Я хочу, чтобы Оконкво ответил мне.
— Я не знаю, как на это ответить, — сказал Оконкво.
— Не знаешь, как ответить? Вот видишь, я же говорил, что ты еще ребенок. У тебя много жен и много детей — больше, чем у меня. Ты большой человек в своем клане. И все же ты ребенок, передо мной ты ребенок. Слушай же внимательно, что я тебе скажу. Но прежде я хочу задать тебе еще один вопрос. Почему, когда умирает женщипа, ее везут на родину и хоронят среди ее родных и близких? Ее не хоронят среди родных и близких мужа. Почему? Твою мать привезли домой, ко мне, и похоронили среди моих родных. Почему?
Оконкво помотал головой.
— Он и этого не знает, — сказал Ученду, — и все же он полон печали и горя оттого, что вынужден прожить несколько лет на родине своей матери.
Ученду невесело рассмеялся и повернулся к сыновьям и дочерям.
— А вы? Можете ли вы ответить на мой вопрос?
Все они тоже помотали головами.
— Тогда слушайте меня, — сказал старик и откашлялся. — Верно, что ребенок принадлежит отцу. Но если отец бьет своего ребенка, дитя ищет защиты в хижине матери. Пока все в жизни идет хорошо и гладко, мужчина принадлежит родине своего отца. Но когда к мужчине приходит беда и на сердце его ложится печаль — он ищет прибежище на родине своей матери. Там от всех бед его охраняет мать. Она похоронена там. Вот почему мы считаем, что мать — превыше всего. Правильно ли ты поступаешь, Оконкво, показывая матери лицо, полное скорби, и отвергая утешения? Будь осторожен, не то ты рассердишь покойную. Твой долг — нести утешение своим женам и детям и по прошествии семи лет увезти их обратно на родину. Но если ты позволишь печали согнуть тебя и убить, им придется кончить жизнь в изгнании.
После длительного молчания он заговорил опять.