На этом овеянные славой страницы заканчиваются, уступая место прозе жизни, бытовым неурядицам и попыткам детей Геракла соответствовать хотя бы тени великого отца. Но без них рассказ о жизни и смерти главного героя человечества был бы неполон.
У Геракла было немало детей, рожденных от разных женщин, но легитимными потомками героя — Гераклидами — имели право называться лишь родившиеся в законном браке с Деянирой. Кроме старшего, Гилла, супруги успели обзавестись еще сыновьями Ктесиппом, Гленом и Онитом и дочерью Макарией. И детство Гераклидов, даже на самый оптимистичный взгляд, нельзя было назвать счастливым.
Их мать Деянира, узнав об ужасных последствиях допущенного ею легкомыслия, предпочла позору смерть. И, подобно многим прочим сильным духом гречанкам, повесилась прямо в спальне, оставив тем самым детей на произвол судьбы, но не дав злым языкам повода усомниться в своей верности супружескому долгу.
Вся тяжесть по воспитанию детей легла на плечи уже весьма престарелой матери Геракла Алкмены. И эта тяжесть не замедлила опуститься на положенное место. Эврисфей, сидевший при жизни героя тихо, как мышь в норе, после смерти Геракла сообразил, что надо ковать железо, пока оно горячо, и устроил форменную облаву на детей своего бывшего слуги. Микенский правитель рассматривал их как претендентов на свой трон и был совершенно прав. И если прежде Эврисфей молился, чтобы вырвавшийся на оперативный простор Геракл не вспомнил про его существование, то теперь он решил взять инициативу в свои руки.
Алкмена с внуками была вынуждена бежать из маленькой Трахины, не способной противостоять сильным Микенам, и идти по мегаполисам в поисках защиты. Никто не хотел связываться с Эврисфеем, и как только из Микен поступала нота с требованием выдать врагов престола, Алкмене приходилось уходить дальше. Лишь Афины, возглавляемые сыном Тесея Демофонтом, отважились дать приют детям Геракла, чем крайне осложнили себе жизнь на внешней арене.
Препирательства по поводу выдачи-невыдачи Гераклидов продолжались несколько лет. И к тому моменту, когда терпение у Эврисфея лопнуло и он решился перейти от дипломатических мер непосредственно к применению военной силы, сыновья героя уже могли сами постоять за себя. Но и тут не обошлось без пакости негодяя оракула, вылезшего совершенно не к месту и заявившего, что Гераклиды ни за что не смогут победить, если один из них не будет принесен в жертву богам.
Как будто волю богов лучше знал этот проходимец, а не отец готовящихся к битве, каждый день сидевший с этими самыми богами за столом.
Тем не менее, к шарлатану прислушались и по принципу меньшего зла принесли в жертву сестру Макарию. После чего в самый важный бой в своей жизни Гилл и Ко шли в полной уверенности, что их дело правое и враг будет разбит, как говаривал когда-то их боевой папахен своему приятелю Тесею, чье бывшее войско они в этой битве возглавляли. И враг действительно был расколочен в пух и прах. Престарелый Эврисфей, предпочевший наблюдать за битвой со стороны, увидев, что афиняне ломят, а микенцы гнутся, пустился бежать.
Но далеко уйти ему не удалось. Гилл на специально заготовленной на такой случай колеснице возглавил погоню и вскоре догнал старичка. В принципе, это глубоко символично, что сын великого героя смог отомстить человеку, который всю жизнь гнобил его отца. В любом приличном боевике, прежде чем спустить Эврисфея за Стикс, Гилл должен бы был произнести подобающую моменту речь, но на практике все всегда выходит не совсем так, как задумывают сценаристы.
Юный мститель так увлекся, что, ограничившись какой-то банальностью вроде «Мой меч — твоя голова с плеч» без лишних прикрас срубил супостату башку. Отделенную от тела голову врага Гилл припас в подарок Алкмене, почему-то предполагая, что ей это будет приятно. А сам возглавил развивающееся наступление афинян на Пелопоннес. В ходе стремительной операции континентальными войсками был нанесен врагу значительный урон в живой силе и технике, были захвачены города Тиринф, Микены, Аргос и другие населенные пункты.
Гераклиды заняли под свою резиденцию дворец злополучного Эврисфея и уже совсем было собрались править в Микенах долго и по праву, но, победив в настоящей войне, начисто проиграли войну информационную. Разразившаяся на следующий год по всему Пелопоннесу эпидемия чумы не была чем-то из ряда вон выходящим. Для древнего грека любая эпидемия была таким же обыденным делом, как для нашего постиндустриального общества предновогодний грипп.
Но этим событием необычайно ловко воспользовалась, казалось бы, загнанная в дальний угол истории партия выдающегося пройдохи Пелопа. Эмигрант из Малой Азии, находящийся в весьма тесных и настолько же противоестественных отношениях с Посейдоном, вернувшись в Грецию, он хитростью захватил сначала оставшуюся без хозяина после смерти Авгия и Геракла Элиду, а затем и почти весь гигантский полуостров. Дошло до того, что сам полуостров стали называть его именем — Пелопоннес, то есть буквально «остров Пелопа».
Своевременно сунув очередному оракулу двух зеленых франклинов в местной валюте, Пелоповы политтехнологи состряпали хитро придуманное предсказание. Когда настрадавшийся от чумы народ заинтересовался, как бы избавиться от напасти, и послал запрос к оракулу, он получил продуманный ответ: «Гераклиды пришли слишком рано». Хитрость заключалась в том, что, скажи оракул «пришли зря», наследники Геракла могли обидеться и приняться доказывать, что совсем и не зря. А так, стало быть, они просто чуть-чуть опередили свое время, с кем не бывает. Нужно просто зайти попозже. Делов-то, вышли-зашли: пользователи Windows легко поймут эту логику.