— Кто, Велена? Красивая девка, — равнодушно сказал Невзор, — волос золотой, бела да румяна, что твое яблоко. Глаза зеленые; то прозрачные, то как омут темные, глубокие. Иной раз как взглянет — аж страх пробирает. Это если что ей поперек скажешь. С норовом девка. Моя Малуша не такая… — Невзор закинул руки за голову, взгляд его, скользящий по догорающему закатом небу сделался мечтательным. — Моя ласковая да неперечливая. Тихая, добрая. Молчит, в глаза смотрит — и внутри все плывет, как лед по весне. — Он рывком сел, обхватил колени. — Я тому колдуну… ох, только бы добраться до него!
— И до него доберемся, куда он денется. — Середин помолчал, вспоминая прошлогодний разговор с Вороном. Мог ли этот странный колдун оказаться тем, что вылез из арийского храма? Вряд ли… Откуда бы тогда у него сестра появилась? Хотя, конечно, проверить не помешает… — Скажи, ты родителей своих хорошо помнишь?
— Отца совсем не помню — мне едва две весны минуло, как сгинул он. Это еще при Святославе было, до того, как он Хазарию разорил. А мать — так, смутно, как сквозь воду. Руки помню, мягкие, добрые, песни грустные, а лицо — как в тумане. А почему ты спросил?
— Да так. Интересный ты мужик. Судьба непростая.
— Приютили соседи, поклон им за то низкий. Да сам знаешь, чужой сирота — то не своя кровинушка. Коли год недородный, лишний кусок все едино своему отдадут, одежу тоже своим получше справят. Сгинул бы, верно, да повезло: дядька Часлав нашел. Хозяйства, правда, не собрал. Соседи растащили. Дядька, помню, полдеревни высек, да людям не объяснишь хоть словом, хоть плеткой.
— Слушай, ты когда к вражеской лодке поплыл, что подумал? Там, все-таки, дюжина, а то и побольше народу было. Все при мечах. А ну, как не одолел бы? Сам бы сгинул и Малуше не помог.
Невзор нахмурился, вспоминая.
— Сам не пойму, — наконец признался он, — будто торкнуло что внутри, глаза застило. Даже и не вспомню, как я их побил. Слышал я, в северных землях есть такие воины: в битвах себя не помнят. Своих порубить могут, если под руку подвернутся. Накатило что-то на меня, как волной накрыло. Туман красный, только глотки вижу, которые рвать надо, и все.
— Есть такие воины, — согласился Олег, — это берсерки. Перед битвой иной раз мухоморы жрут, чтобы в дикое состояние прийти. Может, и ты…
— Не ел я ничего. Даже и не знал про это. В дружине Часлава не последний был, но чтобы так… — Невзор пожал плечами.
— Ладно, и с этим разберемся. — Ведун расстелил овчину, накрылся: с реки тянуло прохладой. — Давай спать. Пораньше выйдем — подальше пройдем.
— Спи, — кивнул дружинник, — я посижу еще.
Он, казалось, совсем не замечал ночной сырости; распахнутая кожаная куртка открывала мускулистую грудь, крепкие руки спокойно лежали на коленях.
* * *
Чуть свет они выгребли на середину реки. Ветер был слабый, но дул почти точно в корму — левентик. Олег велел Невзору отпустить шкот, чтобы парус встал перпендикулярно движению. Лодка постепенно набрала ход, вода запенилась за кормой, оставляя белый след. К полудню пристали к берегу возле деревни в пяток изб. Пообедали квасом и пареным горохом с топленым маслом. Местный мужик предупредил их, что на два дня пути вдоль реки никто не живет — уж очень берега топкие, — и Олег сторговал у него козленка да пару запеченных куриц.
Местный мужик предупредил их, что на два дня пути вдоль реки никто не живет — уж очень берега топкие, — и Олег сторговал у него козленка да пару запеченных куриц. Невзор связал козленку ноги, отнес в лодку.
К вечеру лес по берегам сменился: сосны сначала отступили вглубь леса, а потом и вовсе исчезли. Вдоль воды потянулись заросли камыша и осоки, деревья стояли за ними сплошной бурой стеной, наполовину сгнившие, цеплявшиеся друг за друга сухими ветками. Преобладали ели, осины, кустарник местами спускался к самой воде, образуя непроходимые заросли. Завалившиеся с берега деревья напоминали утопленников, тянущих к небу мертвые руки. Погода испортилась, небо затянуло серой пеленой, стал накрапывать дождь. Намокший парус обвис и опал, словно сдувшийся воздушный шарик. Олег опустил его, передал Невзору весло.
Лодка вломилась в камыши, подминая под себя зеленые шуршащие стебли, продвинулась вглубь зарослей. Ведун приподнялся, пытаясь разглядеть, есть ли куда пристать. Вплотную к берегу подходило кочковатое болото с побуревшей травой, гнилыми корягами и зеленой, зацветшей водой. Они продвинули лодку еще глубже, чтобы ночью не вынесло в реку, пополам съели курицу, запили водой и, кое-как разместившись, улеглись в лодке.
Шумел под ветром камыш, с болота доносились неясные звуки: то ли трясина булькала, то ли животное увязло и отчаянно билось, пытаясь спастись из смертельных объятий. Облака неслись по небу, изредка открывая далекие звезды. «Хорошо, хоть дождь перестал», — подумал Середин, прежде чем провалился в сон.
Ветер с утра дул порывами, менял направление, и обучение Невзора искусству управляться с лодкой пришлось отложить. На реке поднялась волна, ветер налетал то с кормы, то с бортов, и Середину приходилось то и дело менять галсы. Зато лодка летела, вспенивая воду, немного накренясь в подветренную сторону, и бывший дружинник, видя такое заметное продвижение к цели, то и дело свистел да по-разбойничьи гикал, подмигивая Олегу. Козленок отчаянно блеял, мотая головой всякий раз, когда на него попадали брызги.