— Гад! Он что, всю ночь держал ее привязанной к дереву?
— Нет, — ответила Светка. — Вчера он велел ей влезть на дерево, а сам сидел внизу с мушкетом и караулил.
— Все равно — гад!
— Короче, сделаем так. Вольф, ты у нас лучший кавалерист, тебе и быть спасателем. А я подстрахую с пистолетом. Если что, возьму грех на душу, застрелю эту сволочь.
— Может сразу так и сделать?
— Нет.
Вольф, ты у нас лучший кавалерист, тебе и быть спасателем. А я подстрахую с пистолетом. Если что, возьму грех на душу, застрелю эту сволочь.
— Может сразу так и сделать?
— Нет. Вдруг промахнусь, вдруг осечка…
— Я не промахнусь, — Лева кивнул на свой дробовик для охоты на безвздоховых одноруков.
Я вспомнил разлетевшуюся в прах голову людоеда. Мне стало дурно.
— Не надо, мокрое дело — последнее дело.
Я срезал с конской сбруи медную бляху, отполировал ее о мягкую замшу крыла седла и протянул Светке.
— Это будет обманка.
А потом было вот что. Светка подплыла к противоположному берегу и до пояса высунулась из воды.
— Эй! — она покрутила в воздухе начищенной бляшкой. — Я дарю тебе этот амулет безвозмездно, то есть даром! Лови!
И швырнула ее в воду около берега. Толмач метнулся к брошенному предмету. В этот момент Вольф верхом на лошади выскочил из засады, улюлюкая и размахивая топором. Он рубанул по веревке и крикнул:
— В воду, живо!
Сделав вольт к берегу, он сапогом толкнул толмача в прибрежную тину, подхватил что-то с земли и скрылся в лесу. Обе русалки исчезли тем временем в темной воде. За всем этим я наблюдал из густых зарослей дикой ежевики, держа наготове заряженный пистолет. Всё прошло гладко, можно было выходить из засады и возвращаться к биваку.
— А я-то все думал, почему он постоянно за нами поспевает? — сказал Вольф.
Когда я вернулся на нашу полянку, он уже сидел в компании Машки и Дашки на крутом бережку, свесив ноги, глядел на озеро и попивал чаек.
— И почему? — поинтересовался я, присаживаясь рядом.
— А вон! — он кивнул в сторону палатки, где стояла вторая пара сапог-скороходов. — И мушкет его я прихватил.
— Эй, долго вас еще ждать?! — вынырнула из воды Светка.
— Сейчас, сейчас, — ответила не то Машка, не то Дашка.
— Ну, всё, мальчики, пока!
Обе, оставив в деревьях-шкафчиках свои балахоны, влезли в «гидрокостюмы» и помахали нам ручками. Галина, отвергнутая Левой, уже плескалась в озере вместе со Светкой и пожилой русалкой, а Эльвира, вцепившись в Лешека, все никак не могла с ним распрощаться. Чтобы не смущать молодых, мы втроем пошли сворачивать лагерь.
— Теперь у нас две пары сапог-скороходов! — все не мог нарадоваться Вольф. — И мне не придется на своих четырех носиться по лесу!
Первый переход в сапогах бежали Лева и Вольф, а мы с Лешеком трусили следом на лошадях. Лешек был какой-то угрюмый и озабоченный. Несколько минут мы ехали молча, потом я не выдержал, спросил:
— Ты чего, влюбился?
Лешек печально кивнул.
— А грустишь чего?
— Мы же с ней разной расы. Она русалка, я леший.
— Ну и что, какие проблемы? Пусть она станет лешачихой, или ты — водяным.
— Не знаю. Сложно все…
— Или поступайте оба в университет на болотный. Станете вдвоем кикиморами.
— Отвяжись. Без тебя тошно.
— Ну, как знаешь…
— Кстати, толмач наш знаешь кто?
— Сволочь.
— Это сабо самой. — Лешек всегда так говорил: «сабо самой», это не опечатка. — Он Светкин отец. Мамаша Светкина тогда влюбилась, нарушила закон, не стала топить его.
— Он Светкин отец. Мамаша Светкина тогда влюбилась, нарушила закон, не стала топить его. И вот чего из этого вышло.
Я хотел пошутить на тему, что, мол, его Эльвира тоже пожалела, не утопила в этот раз, но передумал. Парень не в том расположении духа, чтобы воспринимать шутки адекватно.
Глава 11. ФРУКТОВЫЙ САД
Карты правду говорят, однако. Я имею в виду географические карты. Через три перехода мы на самом деле добрались до весьма престранного и очень недоброго места. Мы стояли у обрыва, а перед нами зияла совершенно бездонная пропасть. Внизу шевелилось густое сиреневое облако тумана, поэтому дно пропасти разглядеть не представлялось никакой возможности. Какие-то розовые облака поднимались вверх и висели на уровне обрыва несколько мгновений, после чего внезапно таяли. Через минуту на их место поднимались новые. До противоположной стороны обрыва было метров триста. Там и виднелись сады.
— Это и есть сады Хой Ёхе?
— Они… — Лешек поскреб затылок, остальные скребли щетины, а я вглядывался в подзорную трубу.
— Что видно?
— Вижу ограду из железных прутьев. Ворота. Ворота открыты, но проход загораживает натянутая цепь. Ну, как обычно на автостоянках делают: ворота каждый раз открывать-закрывать не надо, а автомобили проехать не могут. Если кого-нибудь нужно пропустить, опускают цепь и все.
— Чего ты там бубнишь?
— Ничего. Ворота и цепь вовсе даже и не железные, а золотые. А дальше две яблони, вот и весь сад. А стволы обеих яблонь обвил питон, нет, анаконда сухопутная, короче, мутант кокой-то, змеюка, длиной метров тридцать, не меньше. С зубов яд капает, от него трава вянет, куда накапало, — я сложил трубу. — Почему вообще говорят «сады», во множественном числе? Два дерева, это что, уже сады?