«Насколько жестким?» — переспросила я, чувствуя: дело и вправду становится серьезным.
«Крайне жестким. К сожалению. Поэтому вам и советуют поторопиться. Можете просить, что угодно, включая боевого слона».
«Мне не нужен слон! — воззвала я в отчаянии. — Мне нужен кто-то, способный разобраться в творящемся здесь кошмаре. Допустим, я найду Молитвина. О чем мне с ним говорить? Я — оперативник, а не теоретик! Скажите, там, наверху, мои донесения читают ? Хотя бы иногда ?»
Все-таки я начала «кричать». Да как тут не закричать, когда еще года три назад я поняла: ни одна из существующих теорий — ни официальная, ни Основная — не объясняет происходящее! Я набрала кучу, даже не кучу — вагон фактов и фактиков, надеясь, что кто-нибудь все-таки возьмется это дело осмыслить. Несколько раз я пыталась спорить, Девятый принимался меня успокаивать…
«Слон отменяется. В ближайшее время к вам будет прислан специалист. О времени прибытия сообщим дополнительно».
«Хороший специалист?» — не удержалась я.
Вместо ответа экран высветил усмехающуюся рожицу — именно так Девятый смеялся. Я облегченно вздохнула. Не прошло и пяти лет…
Собственно, началось это не пять, а почти десять лет тому назад, сразу после катастрофы, превратившей большой и шумный областной центр в Объект. Из трех с лишним миллионов жителей треть погибла сразу, еще треть сумели эвакуировать, а остальные были обречены — за железной стеной карантина, среди серой мертвой пыли, в которую обратилась половина города.
Вначале появились слухи. Ушлые репортеры сумели проникнуть за непроходимый кордон, сообщив потрясающую весть: люди живут. Живут, отстраивают город, даже пустили трамвай. Помню небывалую фотографию (кажется, первым на Объект проник какой-то смельчак из «Бумбараша», рупора экстремистов): вокруг черный пустырь, искореженное железо, а в центре — дом, обычный, девятиэтажный. В окнах горит свет, старушки мирно сидят на лавочках. А ведь в городе не работала ни одна электростанция!
Да, город — все, что от него осталось, — выжил. Это казалось невозможным: после Хиросимы, после Чернобыля. Но вскоре слухи подтвердились, а на смену им пришли новые. Тогда-то я и услыхала впервые о чудотворных иконах, о домовых, вкупе с таинственными исчезниками, починяющими электропроводку в разрушенных домах. В те дни я уже не первый год разрабатывала «Паникера», мы с ним вместе смотрели новости…
Странная привычка была у Саши: каждый день смотреть новости по «ящику». Тогда я впервые поняла, что такое «человек XX века». Новости каждый день, споры о политике, песни под гитару, Окуджава, Галич — кто их помнит теперь? Эх, Саша, Саша…
Я не верила, посмеивалась над сказками об исчезниках и кентаврах. А «Паникер», то есть Саша, верил. Я поражалась: интеллигент, физик, диссидент, слушавший на митингах самого Сахарова… Верил! Верил — и даже пытался объяснить, что дело не в названии и даже не в том, что фиксирует фотопленка…
Через несколько лет все вроде бы стало на свои места.
Объект жил, начали ходить поезда, в городе пустили метро. И только немногие знали, что — началось.
Вначале стала пропадать энергия — в огромных количествах и совершенно бесследно. Потом — газ. Затем — сверхъестественные аферы с авизо и банковскими счетами. Дальше — неуловимые «железнодорожники», быстро подмявшие под себя даже легендарных «тамбовцев» и «воркутинцев». Говорят, все началось с поездов: «воркутинцы», промышлявшие грабежом составов, стали пропадать один за другим при невыясненных обстоятельствах, когда пытались «накрыть» поезда, идущие на Объект или местного формирования. Корейчик, «воркутинский» пахан, приехал в город во главе своих самых лучших киллеров — и погиб сам на квартире местной любовницы, утонув в ванне. С тех пор и пошло — «железнодорожники».
Но это были еще цветочки.
Год назад очумевшие от ужаса наследники Билла Гейтса установили, что уже не первый месяц их «ноу-хау» вовсю продаются на «черных» биржах Южной Азии. Вслед за «Майкрософтом» завыли директора «Дженерал электрик», затем слитным хором — еще два десятка компаний.
А потом пошли лопаться банки — один за другим. Спасались лишь те, кто успевал уплатить «дань», откупившись от «продавцов секретов». Собственно, секретов больше не осталось. Не помогали ни хитроумные пароли, менявшиеся ежедневно, ни всесильное ФБР вкупе с Интерполом. След взяли — и взяли быстро, но след, как в свое время верно заметил Марк Твен, не вздернешь на виселицу.
Один из швейцарских банков тряхнул стариной, переведя документацию на бумагу. Дыроколы и скоросшиватели помогли — ровно на неделю.
Журналисты сходили с ума, толстые дядьки из МВД надували щеки, но кто-то самый ушлый — не Девятый ли?! — уже знал, в какую сторону смотреть.
Правда, смотреть — не значит видеть. Главной моей добычей стал слушок о том, будто среди «железнодорожников» завелся ясновидящий, пронзающий взглядом стальные стенки сейфов и считывающий пароли на лету. Слушок я передала своим боссам, после чего можно было смело расписываться в агентурном бессилии.
О пропаже энергии (тогда все это только-только начиналась) мы говорили с Сашей в последний вечер. Не по моей инициативе — начальство само велело расспросить «Паникера». Саша увлекся, начал что-то объяснять по поводу изменения (или искривления, не помню уже) реальности. Диктофон, спрятанный в кармане халата, неслышно крутился, я улыбалась…