Лебедка поспешно застучала вновь, тали самую малость ослабли — и, когда сеть мешком провисла над пеной, братья Мак-Эвансы в сердцах высказали все, что думали по поводу зиявшей в сети рваной дыры.
Почти одновременно последовал рывок с правого борта. Леса натянулась и звенела от напряжения, вода кипела бурунами — а потом поводок разом ослаб, и живая торпеда взметнулась над водой, с шумом обрушившись обратно и обдав подбежавших к борту рыбаков целым фонтаном соленых брызг.
— Большая белая! — пробормотал Хьюго. — Футов двенадцать, не меньше!
— Небось эта скотина нам сеть и порвала, — сплюнул сквозь зубы Ламберт. — Пристрелю гадину!
Он совсем уж было собрался нырнуть в рубку за ружьем, но более спокойный и рассудительный Хьюго придержал брата.
— Ты ее хоть рассмотрел толком, урод?!
— Да что я, акул не видел ?! — возмутился Ламберт.
— Не ерепенься, братец! У нее все брюхо… в узорах, что ли? Вроде татуировки! Может, такой акулы вообще никто не видал!
— И не придется! — Малявка Лэмб хотел стрелять и знал, что будет стрелять.
— Дубина ты! А вдруг ею яйцеголовые заинтересуются ?! Продадим за кучу хрустящих!
Подобные аргументы всегда оказывали на Ламберта правильное действие — а тут еще и белая бестия, как специально, снова выпрыгнула из воды, и рыбак в самом деле увидел вязь ярко-синих узоров на светлом акульем брюхе.
— Убедил, — остывая, буркнул он. — Берем зверюгу на буксир и… Слушай, а где мы ее держать будем? Сдохнет, падаль, кто ее тогда купит ?!
— А в «Акульей Пасти»! — хохотнул Хьюго, которому понравился собственный каламбур. — Перегородим «челюсти» проволочной сеткой — и пусть себе плавает!
«Акульей Пастью» назывался глубокий залив на восточной оконечности Стрим-Айленда, с узкой горловиной, где скалы-«че-люсти» отстояли друг от друга на каких-нибудь тридцать футов.
KONTRAPUNKT
Вечером, когда лиловые сумерки мягким покрывалом окутали остров, старый Мбете Лакемба объявился на ветхом пирсе, с которого Лэмб Мак-Эванс, чертыхаясь, швырял остатки сегодняшнего улова в «Акулью Пасть». Впрочем, рыба исчезала в АКУЛЬЕЙ ПАСТИ как в прямом, так и в переносном смысле слова.
— О, Старина Лайк! — обрадовался Малявка. — Слушай, ты ж у нас вроде как акулий родич?! Глянь-ка… сейчас, сейчас, подманю ее поближе…
Однако, как ни старался Малявка, пленная акула к пирсу подплывать отказывалась. И лишь когда Мбете Лакемба хлопнул ладонью по воде, акула, словно вышколенный пес, мгновенно возникла возле пирса и не спеша закружила рядом, время от времени предоставляя татуированное брюхо для всеобщего обозрения.
— Ну что, видел ? — поинтересовался Ламберт, приписав акулье послушание своему обаянию. — Что это ?
— Это Ндаку-ванга, — лицо фиджийца, как обычно, не выражало ничего, но голос на последнем слове дрогнул. — Курчавые охотники с юго-восточного архипелага еще называют его Камо-боа-лии, или Моса.
— А он… этот твой хренов Ндаку — он редко встречается?
— Ндаку-ванга один. — Лакемба повернулся и грузно побрел прочь.
— Ну, если ты не врешь, старина, — бросил ему в спину Малявка Лэмб, — то эта зараза должна стоить уйму денег! Коли дело выгорит — с меня выпивка!
Лакемба кивнул. Зря, что ли, пароход со смешным названием «Paradise» вез жреца через соленые пространства ? И уж тем более ни к чему было объяснять Ламберту Мак-Эвансу, что Ндаку-ванга еще называют Ндаку-зина, то есть «Светоносный».
На падре Лапланте это имя в свое время произвело немалое впечатление.
PROPOSTA-2
— …ну а потом к нам заявился этот придурок Пол! Ламберт заворочался, нашарил на стойке свой бокал с остатками джина и опрокинул его содержимое в глотку. Не дожи-Даясь заказа, Кукер сразу же выставил рассказчику банку тоника, зная, что оба Мак-Эванса (и Лэмб, и покойный Хьюго) предпочитают употреблять джин с тоником по отдельности. Впрочем, Хьюго — предпочитал.
— Так вот, на чем это я… ах, да! Заявляется, значит, с утреца этот придурок Пол и просится кормить зверюгу!
— Ты б попридержал язык, Малявка, — неуверенно заметил Кукер, дернув культей. — Сам знаешь: о мертвых или хорошо, или… Опять же, вон и папаша его здесь!
Кукер умолк и лишь покосился на спящего Плешака Абрахама.
— А мне плевать! Пусть хоть сам Отец Небесный! Говорю — придурок! Придурком жил, придурком и подох! Ну кто, кроме полного кретина, добровольно вызовется кормить акулу?!
— Помнится мне, Ламберт, раньше ты говорил, будто вы с братом его наняли, — как бы невзначай ввернул капрал Джейкобс, расправляясь с очередным сандвичем.
— Верно, наняли, — сбавил тон Малявка Лэмб. — Только парень сам напросился! Эти эмигранты рыбьи потроха руками ворошить согласны за цент в час! И попомните мое слово: все дерьмо из-за мальчишки приключилось!
— Пол кормил акулу вовсе не из-за ваших денег, — голос девушки в сером платье звучал ровно, но в больших черных глазах предательски блестели слезы. — Сколько вы платили ему, мистер Мак-Эванс? Пятерку в день? Десятку?!
— Этот придурок и серебряного четвертака не заработал! — проворчал Ламберт, не глядя на девушку.
— Не смейте называть его придурком! — выкрикнула девушка и отвернулась, всхлипнув. — Вам никому не было до него дела! Деньги, деньги, только деньги! А кто не мчится сломя голову за каждой монетой — тот придурок и неудачник! Так, мистер Мак-Эванс? Так, Барри Хелс? — обернулась она к парню с изуродованной щекой.