— Ты уверена? — спросил в замешательстве Флинкс. — Я об этом как?то не думал.
Силзензюзекс, похоже, обиделась.
— Я же говорила тебе, что проходила обучение в Службе Безопасности. Нет, кроме меня тебя здесь некому слушать.
— Ладно, причина, по которой этот мир был помещен под Эдикт, встретила нас сегодня в туннеле. Это туземцы… Урчащие гоблиноглазые чернорабочие Руденуаман. Они и есть причина.
Еще с минуту она продолжала пялиться на него, подумывала засмеяться, решила, что лучше не стоит, когда увидела, насколько он серьезен.
— Невозможно, — наконец пробормотала она. — Ты подвергся какой?то галлюцинации. Туземцы наверняка не больше того, чем кажутся: большие, дружелюбные и тупые. Они еще недостаточно развились, чтобы Церковь изолировала этот мир.
— Напротив, — возразил он.
— Напротив, — возразил он. — Они куда больше того, чем кажутся.
Она выглядела раздраженной:
— Если это правда, то почему они долгие часы выполняют тяжелую черную работу при температуре замерзания в обмен на несколько несчастных орехов и ягод?
Голос Флинкса безутешно упал:
— Этого я еще не знаю, — он поднял взгляд. — Но я знаю вот что: они прирожденные телепаты.
— Иллюзия, — твердо повторила она. — Испытанная тобой галлюцинация.
— Нет, — голос его был твердым, уверенным. — Я сам обладаю некоторыми слабенькими талантами. И понимаю разницу между галлюцинацией и связью мозга с мозгом.
— Будь по?твоему, — вздохнув, провозгласила Силзензюзекс. — Спора ради давай временно считать, что это была не иллюзия. И все же это не причина для Церкви помещать мир под Эдикт. Целая раса — телепатов это только теория, но этого недостаточно, чтобы исключить их из ассоциированного членства в Содружестве.
— Дело не только в этом, — серьезно объяснил Флинкс. — Они… ну, умнее, чем кажутся.
— Я в этом сомневаюсь, — фыркнула она. — Но даже расу умных телепатов не сочли бы такой угрозой.
— Намного умнее.
— Я не поверю в это, пока не увижу доказательств, — возразила она. — Если бы они представляли какую?то серьезную угрозу Содружеству…
— Почему же еще Церковь поместила этот мир под Эдикт?
— Флинкс, у них нет никаких орудий, никакой одежды, никакого разговорного языка — никакой цивилизации. Они рыскают, урча, в поисках корней и плодов, живут в пещерах. Если они потенциально такие умные, как ты утверждаешь, почему они упорно прозябают в нищете?
— Это, — признал Флинкс, — очень хороший вопрос.
— У тебя есть на него очень хороший ответ?
— Нет. Но я убежден, что нашел причину действий Церкви. К чему приводит помещение расы под Эдикт?
— Никаких контактов с внешними сторонами, бороздящими космос народами, — процитировала она. — Самые строгие наказания за любое нарушение Эдикта. Раса вольна развиваться на свой собственный лад.
— Или вольна пребывать в состоянии застоя, — пробурчал Флинкс. — Содружество и Церковь помогали множеству первобытных народов. Почему же не уйюррийцам?
— Ты позволяешь себе судить о высшей политике Церкви, — пробормотала она, снова отодвигаясь от него.
— Не я! — почти крикнул он, шумно стукнув обеими руками по одеялу, и, быстро жестикулируя, продолжал. — Это Церковный Совет позволяет себе манипулировать судьбами рас. А если не Церковь, то правительство Содружества. А если не Содружество, то крупные корпорации и семейные фирмы. И потом, есть Империя ААннов, которая ставит себя превыше всего. — Он принялся в гневе расхаживать вдоль постели.
— Господи, меня до смерти тошнит от организаций, думающих, что они имеют право устанавливать, как следует развиваться другим!
— А что бы ты предложил взамен? — бросила она ему вызов. — Анархию?
Флинкс снова тяжело сел на постели, уткнувшись лицом в ладони. Он устал и был чересчур молод.
— Откуда мне знать. Я знаю только одно: меня начинает чертовски тошнить от того, что сходит за разум в этом углу мироздания.
— Не могу поверить, что ты столь невинен, — проговорила она на сей раз помягче. — Чего ты еще ждешь от всего лишь млекопитающих и насекомых? Слияние было только началом выхода твоей и моей расы из долгого темного века. Содружеству и Объединенной Церкви всего несколько веков. Чего ты ждешь от них так скоро. Нирванны? Утопии? — она покачала головой, жест, позаимствованный транксами у человечества.
Нирванны? Утопии? — она покачала головой, жест, позаимствованный транксами у человечества.
— Не мне и не тебе ставить себя превыше Церкви, помогшей вывести нас из этих темных времен.
— Церковь, Церковь, вечно твоя всемогущая Церковь! — закричал он. — Почему ты ее защищаешь? Ты думаешь, она состоит из святых?
— Я никогда не утверждала, что она совершенна, — ответила она на это, проявляя и сама некоторую горячность. — Сами Советники утверждали бы это последними. Это одно из ее достоинств. Естественно, она несовершенна, она никогда не стала бы утверждать обратное.
— Именно это мне однажды и сказал Цзе?Мэллори, — задумчиво произнес он.
— Что… кто?
— Некто, кого я знал, тоже покинувший Церковь по своим собственным причинам.
— Цзе?Мэллори, снова эта фамилия, — задумчиво проговорила она. — Он был тем напарником по стингеру моего дяди, о котором ты упоминал раньше. Бран Цзе?Мэллори?