Но нужно считаться с тем, в каком я находился положении.
Денег у меня было в изобилии, а друзей ни одного на свете. И ни от кого не видывал я ни услуги, ни помощи. Я не знал поэтому, куда поместить или кому доверить мои богатства, покуда я жив, или кому оставить их, когда я умру.
Так, не имея друзей, говорю я, ухватился я за сестру Виллиама. Доброта ее по отношению к брату, которого она сперва считала бедным, свидетельствовала о щедром духе и милосердной душе. Решивши на нее первую обратить мои щедроты, я не сомневался, что тем самым добуду себе в будущем нечто вроде убежища или средоточия, на которое смогу опираться в будущих поступках. Ибо, действительно, человек, у которого имеются богатства, но нет приюта, нет места, которое бы имело магнетическое влияние на его привязанности, находится поистине в одном из самых странных обстоятельств и положении, какие только возможны, и улучшить это положение не в силах все его деньги.
Как я сказал уже, мы провели два года с лишним в Венеции и соседних с нею местах и все время пребывали в постоянных колебаниях, — не решались и были неуверенны до последней степени. Сестра Виллиама каждый раз убеждала нас приехать в Англию и удивлялась, почему мы не решаемся доверять ей, когда она нам стольким обязана, и даже некоторым образом обижалась за проявляемую к ней подозрительность.
Наконец я стал склоняться к тому, чтобы поехать и сказал Виллиаму:
— Послушайте ка, брат Виллиам (ибо с того нашего разговора в Бассоре я называл его братом), если вы согласитесь со мною в двух или трех вопросах, я охотно, от всего сердца поеду с вами в Англию.
Виллиам отвечал на это:
— Скажите мне, в чем дело.
— Во первых, — сказал я, — вы не откроетесь никому из ваших родных в Англии, кроме как сестре. Во вторых, мы не сбреем наших баков или бород (ибо мы все время носили бороды на греческий лад), и мы не снимем наших длинных курток, чтобы сходить за греков и иностранцев. В третьих, мы никогда не будем говорить по английски при ком бы то ни было, за исключением вашей сестры. В четвертых, мы всегда будем жить вместе, и выдавать себя за братьев.
Виллиам сказал, что от всего сердца соглашается на все эти условия, но что не разговаривать по английски будет труднее всего, хотя он и постарается делать это, как только сумеет. Итак, словом, мы согласились отправиться из Венеции в Неаполь , где выложили большую сумму денег на покупку тюков шелка, оставили большую сумму у одного купца в Венеции и еще значительную сумму, — в Неаполе, взявши к тому же векселей на изрядное количество денег. И все же в Лондон прибыли мы с таким грузом, с каким за несколько лет не прибывали туда, наверное, даже американские купцы, ибо мы нагрузили два корабля семьюдесятью тремя тюками трощенного шелка , не считая еще тринадцати тюков шелковых тканей из герцогства Миланского , погруженных в Генуе. Все это я привез в сохранности и некоторое время спустя женился на верной моей покровительнице, сестре Виллиама, с которой я более счастлив, нежели того заслуживаю.
А теперь, после того, как я так откровенно рассказал вам, как прибыл в Англию, и после того, как так смело признался, какую жизнь вел в чужих краях, — мне пора на время умолкнуть, не то, пожалуй, кое кто захочет поподробнее узнать о вашем старом друге — капитане Бобе.