Словом, Виллиам быстро понял, что такого рода убеждения мало на нас подействуют. Тогда он очень серьезно принялся уговаривать нас, чтобы мы отдали ему шлюп, и он отправится тогда за собственный страх. Я обещал ему, что не буду противиться его намерениям. Но когда он перешел на шлюп, никто из экипажа за ним не последовал, ибо дело было вполне ясно: у каждого имелась своя доля, как в грузе большого корабля, так и в грузе шлюпа, и богатство это было настолько огромно, что никто и нипочем не согласен был бросить его. Так бедняга Виллиам, к великому своему огорчению, должен был оставить эту затею. Что сталось с теми тринадцатью людьми, и там ли они еще, я сказать не могу.
Мы дошли уже до конца нашего путешествия. Захвачено нами было столько, что не только самые скупые и самые тщеславные души на свете были бы удовлетворены этим, но и мы были действительно удовлетворены, и наши заявили, что большего не желают. Следующим поэтому вопросом было, как возвратиться и каким путем пройти нам, чтобы голландцы не напали на нас в Зундском проливе.
Здесь мы как следует запаслись съестными припасами, и, так как близко намечался поворот муссонов, мы решили взять к югу и не только пройти, минуя Филиппины, то есть к востоку от них, но и затем по прежнему держать к югу и попытаться оставить за собою не только Молуккские, или Пряные, острова, но также и Новую Гвинею и Новую Голландию . И таким образом, попавши в переменные ветры, к югу от тропика Козерога, мы направимся на запад через большой Индийский океан.
Действительно, сперва это показалось чудовищным путешествием, и грозила нам недостача съестных припасов. При этом Виллиам многословно объяснял нам, что мы не в состоянии взять для такого путешествия достаточно съестных припасов, а особенно пресной воды. И раз не будет на пути земли, к которой мы сможем пристать, чтобы обновить запасы, то безумие — предпринимать это путешествие.
Но я решил поправить эту беду и потому просил их об этом не тревожиться, так как знал, что мы можем запастись всем, что нужно, на Минданао, самом южном острове Филиппин.
Сообразно с этим мы, набравши здесь столько съестных припасов, сколько могли достать, двадцать восьмого сентября поставили паруса, при чем ветер сначала немного колебался от северо северо востока до северо востока через восток, но впоследствии утвердился между северо востоком и северо востоко востоком. Так шли мы в продолжение девяти недель, так как непогода неоднократно мешала нашему продвижению вперед, и остановились с подветренной стороны у островка на широте в шестнадцать градусов двенадцать минут; названия островка мы никогда так и не узнали, так как ни на одной из наших карт он не был помечен. Остановились мы здесь, говорю я, из за страшного шквала или урагана, навлекшего на нас изрядную опасность. Здесь продрейфовали мы, приблизительно, шестнадцать дней, так как ветры были очень бурные и погода неопределенная. Как бы то ни было, на берегу раздобылись мы кое какими съестными припасами, травами и кореньями и несколькими свиньями. Мы думали, что на острове есть обитатели, но не видели ни одного.
Как только погода выровнялась, мы тронулись отсюда дальше и прошли к южной части Минданао, где погрузили пресной воды и несколько коров. Но так как климат был здесь очень жарок, мы не стали засаливать мяса больше, нежели на две или на три недели. Мы направились далее на юг, пересекши экватор и оставляя Джилоло под штирбортом, и прошли вдоль побережья, которое называют Новой Гвинеей, где на южной широте в восемь градусов снова пристали к берегу в поисках съестных припасов и воды. Тут обнаружили мы кое какое население, но туземцы бежали от нас и в отношения не вступали. Отсюда мы все еще держали курс на юг и оставили за собой все, о чем хоть как нибудь упоминали наши карты и планы, и шли далее, покуда не добрались до широты в семнадцать градусов, при чем ветер все еще дул с северо востока.
Здесь мы к западу увидели землю, и, так как в течение трех дней подряд она не исчезала из наших глаз, в то время как мы шли в четырех, приблизительно, лигах от берега, мы стали беспокоиться, будет ли вообще выход на запад, или мы окажемся вынуждены повернуть назад и под конец оказаться среди Молуккских островов.
Здесь мы к западу увидели землю, и, так как в течение трех дней подряд она не исчезала из наших глаз, в то время как мы шли в четырех, приблизительно, лигах от берега, мы стали беспокоиться, будет ли вообще выход на запад, или мы окажемся вынуждены повернуть назад и под конец оказаться среди Молуккских островов. Но, наконец, земля исчезла, и под всеми парусами мы вышли в западное море, широко открытое на юг и на юго запад. С юга катились большие волны, из чего мы заключили, что на большое расстояние не имеется там земли .
Словом, мы продолжали наш курс на юг и слегка к западу, покуда не пересекли южный тропик, где уже ветры оказались переменными. Тут мы направились прямо на запад и так шли, приблизительно, двадцать дней, покуда не увидали землю прямо перед собою и под бакбортом. Мы направились прямо к берегу, желая использовать каждую представляющуюся возможность запастись свежими съестными припасами и водою, ибо знали, что теперь вступаем в обширный неизвестный Индийский океан, быть может, величайший океан на всем земном шаре, ибо перед нами лишь изредка прерываемое островами море, которое опоясывает весь земной шар .
Здесь мы нашли хороший рейд и людей на берегу. Но когда мы высадились, они убежали в глубь страны и не желали ни завязывать с нами какие либо отношения, ни подходить к нам, — лишь многократно пускали в нас стрелы длиной с копье. Мы выкинули белый флаг мира, но они или не поняли этого, или не пожелали понять. Наоборот, они многократно пробивали своими стрелами наш мирный флаг, так что, словом, нам так и не удалось приблизиться к ним.
Здесь мы нашли хорошую воду, хотя было несколько затруднительно добраться до нее, но никаких живых существ мы не видели.
Увидавши, что туземцы так робки, что не смеют приблизиться к нам, наши стали шарить по острову, — если это был действительно остров (ибо нам не пришлось обойти его) , — в поисках скота и индийских плантаций с овощами и плодами. Но они вскоре убедились на собственном опыте, что в этом деле нужно применять больше осторожности и что нужно тщательно обыскать каждое дерево и каждый куст, прежде, нежели двигаться дальше в глубь страны. Так, в один прекрасный день, приблизительно, четырнадцать из наших товарищей зашли дальше остальных в глубь страны, казавшейся им возделанной. Но она только казалась такой, в действительности же была покрыта камышом, таким, из какого мы делаем камышовые стулья. Когда они зашли слишком далеко, говорю я, на них внезапно, почти со всех сторон, был обрушен поток стрел, которые были пущены, как они решили, с вершин деревьев.
Им не оставалось ничего иного, как только бежать, на что, однако, они не осмелились, покуда пятеро из них не были ранены. Да они бы и не спаслись, если бы один из них, более разумный или сообразительный, не рассудил таким образом: хотя врага и не видно и, казалось, стрелять по нем бесполезно, все же, быть может, шум от стрельбы устрашит его, и поэтому нужно было попробовать стрелять наугад. Сообразно с этим десятеро из них обернулись и принялись стрелять наугад, куда попало, по камышам.
Не только шум и огонь устрашили врага, но, видимо, выстрелы, к счастью, попали кое в кого, ибо, как заметили наши, стрелы, прежде летевшие густо, перестали лететь, и индийцы, — услыхали они, — перекликаются на свой лад и издают странные звуки, более нелепо и неподражаемо странные, чем все, что наши слыхивали прежде. Звуки эти более походили на вой и лай диких лесных зверей, нежели на людские голоса; только подчас казалось, что они произносят слова.
Заметив, что производимый индийцами шум все отдаляется, они были убеждены, что индийцы бежали, и не стали утруждать себя дальнейшими расследованиями и отступили. Но худшее из их приключений было еще впереди. На обратном пути им пришлось проходить мимо какого то особого огромного старого дерева. Что это за дерево, они не знали, но стояло оно подобно старому мертвому дубу в парке, где английские лесничие делают так называемую стоянку, чтобы подстрелить оленя.