Но нас совершенно озадачило то, что внезапно весь костер потух, так как на него было выплеснуто большое количество воды. Тут же мы решили, что в индийцах наверняка сидит сам черт. А Виллиам сказал:
— Это, наверное, самый искусный образчик строительного искусства индийцев, и все это можно объяснить только одним способом, если не прибегать к колдовству и сношениям с дьяволом, в которые я не верю, — говорит он. — По видимому, дерево это искусственно выдолблено до самой земли сквозь корни и все прочее, и у этих тварей должна быть искусственная пещера под деревом, в самом холме, или же проход через него, ведущий в какое нибудь место. А где это место находится, мы не знаем. Но если только наши мне не помешают, я обнаружу его и последую туда за индийцами, прежде чем стану двумя днями старше.
Тогда он позвал плотников и спросил их, имеются ли у них пилы такой длины, чтобы можно было пропилить ствол. Они сказали, что таких длинных пил у них нет, да и вообще люди не в силах далеко пропилить столь чудовищный старый ствол. Но они могут взяться за него топорами и берутся в два дня срубить его, и еще через два дня выкорчевать корень. Но Виллиам стоял за иной способ, оказавшийся много лучше этого. Он хотел бесшумной работы, чтобы, если только возможно, поймать в дереве хотя бы несколько индийцев. Поэтому он поручает двенадцати парням, вооруженным большими сверлами, пробуравить в стволе большие дыры, проходящие почти насквозь, но не совсем насквозь. Эти дыры были пробуравлены бесшумно, а когда они были закончены, Виллиам наполнил их порохом и забил в дыры накрест большие жеребейки, а затем, пробуравив подводную набитую порохом дыру, по взорвал их все одновременно. Вспыхнули они со страшным шумом и разорвали и расщепили дерево в стольких местах, что ясно стало, что еще один подобный взрыв — и все дерево будет уничтожено. Так оно и оказалось. Уже после второго раза мы смогли в двух или трех местах просунуть руки и обнаружить весь обман, а именно, что в земле была прорыта пещера или проход, который и сообщался с другою пещерой подальше. Там мы услыхали голоса дикарей, переговаривавшихся и перекликавшихся между собою.
Раз уже забрались мы так далеко, нам очень хотелось добраться до самих индийцев, и Виллиам попросил дать ему трех людей с ручными гранатами и обещал спуститься в пещеру первым, и смело пошел, ибо Виллиам, нужно воздать ему должное, обладал большим мужеством.
У спускавшихся были в руках пистолеты и сабли на боку. Но, как прежде проучили мы индийцев своими смрадными горшками, так теперь отплатили они нам на соответствующий лад. Они напустили такого дыма из входа в пещеру, что Виллиам и трое шедших с ним людей рады были выбежать не только оттуда, но и из самого дерева, для того чтобы только передохнуть. В самом деле, они почти задохлись.
Никогда так хорошо не оборонялась крепость и так основательно не бывали отбиты атаки. Мы теперь хотели уже бросить это дело, и, в частности, я позвал Виллиама и сказал ему, что попросту смешно, что мы здесь тратим время на пустое занятие; что я даже не понимаю, что мы здесь делаем; что, явно, спрятанные там негодяи хитры до последней степени; что, понятно, всякий взбесится оттого, что его так надувает несколько голых дикарей; но все же смысла не имеет продолжать возиться далее, да и вообще я не представляю себе, чтобы мы что нибудь выиграли, если даже и победим их, и потому я считаю, что пора бросить это.
Виллиам признал, что все мною сказанное справедливо и что дальнейшие попытки могут вознаградить только наше любопытство, и хотя, как сказал он, ему очень хочется довести дело до конца, он все же настаивать не будет. Потому мы решили бросить это дело и уходить, что и выполнили.
Как бы то ни было, перед тем, как мы ушли, Виллиам сказал, что должен рассчитаться с ними за свои труды, а именно — сжечь дерево и завалить вход в пещеру. А покуда он занимался этим, пушкарь сказал ему, что и ему тоже хочется посчитаться с негодяями; его счеты состояли в том, что он заложит пороховой подкоп и посмотрит, что из этого выйдет.
А покуда он занимался этим, пушкарь сказал ему, что и ему тоже хочется посчитаться с негодяями; его счеты состояли в том, что он заложит пороховой подкоп и посмотрит, что из этого выйдет. С этими словами он принес из корабельных запасов два барреля пороху и поместил их в глубине пещеры; плотно закупоривши ее, он оставил лишь маленький проход или запал, затем поджег порох и стал в отдалении, чтобы поглядеть, в каком направлении пойдет взрыв. И тут внезапно увидал он, что пороховой удар вырвался между какими то кустами по той стороне упомянутого мною холмика и вырвался оттуда с грохотом, точно из пушечного жерла. Мы немедленно побежали туда и увидели, что натворил порох.
Прежде всего, там мы увидели второй выход пещеры. Взрыв так разрушил и расширил его, так навалилась рыхлая земля, что ничего нельзя было разобрать. Но мы разглядели все же, что осталось от гарнизона индийцев, наделавших нам столько хлопот: у некоторых не было рук, у некоторых — ног, у некоторых — головы; некоторые лежали полузарытые в щебне порохового подкопа, то есть в завалившейся рыхлой земле. Коротко говоря, мы причинили им основательные разрушения. И мы могли с полным основанием считать, что ни один из бывших внутри индийцев не мог спастись, разве что был выброшен из пещеры, как ядро из пушки.
Теперь мы полностью свели счеты с индийцами. Но, в сущности говоря, мы на этом деле потеряли, так как у нас двое было убито, один почти калека и еще пятеро ранено; мы истратили два барреля пороха и одиннадцать дней, и все для того только, чтобы узнать, что такое индийский подкоп, или как держать гарнизон в выдолбленном дереве. С этим опытом, приобретенным столь дорогой ценой, двинулись мы прочь, набравши пресной воды, но не найдя свежих съестных припасов.
Затем мы стали соображать, что нам делать для того, чтобы вернуться на Мадагаскар. Мы находились почти что на широте мыса Доброй Надежды, но предстоял нам еще столь долгий переход, что, без попутного ветра или земли по пути, неизвестно, можно ли было бы его предпринять. Опять Виллиам оказался последним нашим прибежищем в этом деле, и говорил он очень ясно:
— Друг, — говорил он мне, — с какой радости тебе идти на голодную смерть ради одного удовольствия похвастать, что ты был там, где не бывал никто прежде? Ближе к родине достаточно мест, которыми можно точно так же похвастать, и достичь которых можно с меньшим трудом. Не понимаю, зачем тебе идти дальше на юг, раз уж ты находишься западнее Явы и Суматры. А тут ты можешь повернуться к северу на Цейлон и Коромандальское побережье, и к Мадрасу, где можно достать и пресной воды и свежих съестных припасов. А к этим местам мы, вполне вероятно, можем добраться с теми запасами, которые у нас уже есть.
Совет этот был здравый, и пренебрегать им нельзя было. Так мы и взяли курс на запад, держась между тридцать первым и тридцать пятым градусами широты. В продолжение десяти дней стояла превосходная погода, и дул попутный ветер. К этому времени, по нашим расчетам, мы совершенно отошли от островов и могли уже повернуть на север; если при этом мы не попали бы на Цейлон, то, во всяком случае, вышли бы в большой и глубокий Бенгальский залив.
Но мы сильно ошиблись в своих расчетах, ибо, пройдя прямо к северу, приблизительно, на пятнадцать или шестнадцать градусов, мы снова увидали на штирборте землю, на расстоянии трех лиг. Поэтому мы стали на якорь в полулиге от этой земли и выслали лодки посмотреть, что это за местность. Местность оказалась прекрасная; пресную воду можно было достать без труда, но ни скота, ни обитателей не было видно, а слишком далеко забираться в поисках за ними мы не решались, чтобы не повторилось такое же путешествие, как в прошлый раз. Поэтому мы не стали шататься зря, набрали все, что могли найти, — а нашли только всего несколько плодов дикого мангового дерева и какие то растения, названий которых не знали.
Мы здесь не остановились и снова вышли в море, держа на северо запад через север; но после двухнедельного пути под слабым ветром мы снова завидели землю.