К вечеру рать потеряла два десятка коней, половцы — примерно столько же. Выпущенные с предельной дистанции, стрелы падали только сверху, как капли дождя, изредка попадая людям в шлемы и чиркая по кольчугам — но глубоко впиваясь в спины и крупы коней, разрезая им шеи. Олег даже перекинул щит гнедой на круп, совершенно перестав бояться за себя, но не желая терять преданную кобылу.
Олег даже перекинул щит гнедой на круп, совершенно перестав бояться за себя, но не желая терять преданную кобылу.
Второй день привел к тому, что к сумеркам в колчанах осталось всего по нескольку стрел — да и то не у всех. Поэтому на третье утро по запетлявшим вокруг лагеря половцам уже никто не стрелял.
Степняки осмелели, стали кружить всё ближе и ближе, уже не просто пуская своих шелестящих убийц в лагерь, а выцеливая конкретных людей. Охотники, седлая коней, ругались, втягивали головы — но сделать ничего не могли.
— Ну, и как мы будем выходить, воевода? — подбежал к Олегу Захар.
— Выбери лучших стрелков. Десяток, но лучших, — вздохнул Середин. — Отдай все оставшиеся стрелы им. Остальные пусть берут копья.
В этот раз первым он вылетел из лагеря сам: застегнул бармицу, подвесив кольчугу к полумаске на глазах, крепко ухватил рогатину, взял в левую руку щит и дал шпоры гнедой, посылая ее с места в карьер. На всем скаку вырвался из-под прикрытия высоко нагруженных возков и попытался нагнать одного из лучников. Те, не ожидая подобной атаки, прыснули в стороны, как утята при появлении коршуна. В лагере половцев зашевелились, начали садиться на лошадей — тем временем и ратники выехали на открытое пространство, смыкаясь у воеводы в монолитный строй. И когда лава половцев двинулась было на лагерь — охотники все дружно, опустив рогатины, ринулись вперед. Над головами, между ратниками зашелестели стрелы, но отряд, развернувшись в тройную линию, уже решительно разгонялся для атаки.
Копейный удар конницы — страшная сила. И половцы не стали испытывать на себе его эффективность. Когда между отрядами осталось всего около ста метров, они развернулись и бросились наутек, не забывая метать стрелы. Русская конница тоже остановилась, начала отходить, закинув щиты за спины — половцы потянулись следом.
Выигранного времени хватило, чтобы обоз смог безопасно вытянуться по дороге — но на этот раз за успех пришлось заплатить не только двумя конями, но и четырьмя ранеными воинами. На малом расстоянии стрелы уже не падали сверху, они летели по прямой — в грудь, в лицо. А когда охотники отступили — то и в спину. Олег дважды ощущал тяжелые удары в щит и, даже не оглядываясь, был уверен, что там сейчас торчат две стрелы.
Рать опять разделилась натрое, не давая обходить обоз с двух сторон или подобраться к нему сзади — но сегодня охотники отступали молча, никак не отбиваясь, и половцы, что ни час, подступали всё ближе, метясь не в лошадей, а в щиты и затылки воинов — а ну, пробьет тяжелая стрела деревяшку, дотянувшись до тела? А ну, протиснется в щель под прочным шлемом, прорезав кольчужные звенья?
К полудню половцы шли уже совсем по пятам, всего метрах в ста за отступающими русскими. Судя по отдельным болезненным выкрикам, их стрелы и вправду начали пробивать щиты, а потому Олег, оглянувшись на бледного Одинца, тоже несущего в щите четыре стрелы, громко скомандовал:
— Пора! — Несколько ратников резко развернулись на «скифский выстрел», зловеще запели луки. С такого расстояния отборные мастера просто не могли промахнуться, и почти каждая из драгоценных стрел нашла себе жертву. Половцы отхлынули, оставив на снегу семь неподвижных тел — а раненых было, наверняка, больше раза в три.
Кровавый урок пошел на пользу — приближаться так близко степняки больше не рисковали. А потому третий день окончился так же, как и предыдущие — в сумерках обоз благополучно свернулся в кольцо. Однако до Олыма оставалось еще три, целых три очень долгих перехода.
На четвертый день, к изумлению ведуна, половцы позволили своим врагам тронуться в путь без всяких препятствий, а сами первые два часа светлого времени мирно скакали позади на удалении около километра.
Но потом… Потом от общей массы кочевников отделились около полутора сотен всадников и с гиканьем, посвистом и улюлюканьем помчались вперед, грозно вскидывая копья.
— Ко мне!!! — закричал Олег, разворачивая скакуна. — Сомкнуться, сомкнуться!
Ратники, прикрывавшие обоз по сторонам, помчались, погоняя коней, к воеводе, сомкнули общий строй, все дружно опустили рогатины, поскакали навстречу — но в последний момент половцы отвернули — а степняки из второго ряда торопливо выпустили по нескольку стрел, гулко застучавших по щитам.
— Не гоните! — натянул поводья Середин. — От обоза далеко оторвемся! Возвращаемся…
Они повернули и поскакали назад, сопровождаемые насмешливым улюлюканьем. Но к тому времени, когда охотники нагнали хвост обоза, половцы успели восстановить прежнее построение, с копейщиками в первом ряду, и опять начали атаку. Ратники развернулись — подставить копьям спину способен только законченный самоубийца.
— Хе-хе, воевода! — проорал Лабута, оказавшийся рядом с Олегом. — Похоже, мы всё-таки уйдем из этой проклятой степи!