— Прошу благословения у хранителя земли нашей, у великого Велеса, воловьего бога, — остановился перед волхвом Олег. — Прошу его помощи в деле добром и честном, в походе на душегубов бессовестных, что нашу отчину кровью осквернили, что разорили дома наши, а братьев, сестер и детей наших увели на рабство и поругание в дальние края. Пусть даст нам великий Велес силу свою для отмщения за слезы, за кровь и боль детей его. Иду я в степь половецкую с мечом карающим не корысти, а чести и совести ради и в том помощи для себя и воинов своих прошу. Пусть примет могучий бог мою жертву и не оставит нас своей милостью.
— Я передам великому Велесу твои слова, воевода Олег, — кивнул старец и протянул Середину короткий широкий нож: — Приноси свою жертву, смертный.
Ведун, стараясь не выдать смущения, скрипнул зубами. Ему доводилось испытать в этом мире всякое: и тонуть, и колдовать, и рубиться с хазарами, и отбиваться от грифона, — но вот закалывать скотину не пришлось ни разу. Обычно, кстати, при жертвоприношении этим занимались волхвы — но в каждом местечке, известно, свои традиции. Как же это делается? Вену на шее искать нужно, в сердце колоть, или еще чего сотворить?
За спиной тяжело наливалось тревожное молчание, и Олег понял: делать что-то нужно сейчас, в этот самый миг, иначе будет поздно.
— Электрическая сила!
Он рванул саблю, упал на колено и с широкого замаха, снизу вверх, рубанул быка по горлу. Остро отточенная сталь вмиг прорезала толстую кожу, жилы, сухожилия, мышцы, артерии, трахею и выскочила, прорубив шею почти до самых позвонков. Тяжелый бык замер, так и не успев понять, что же с ним случилось, потом грузно рухнул набок. Голова вскинулась вверх, из артерии туго ударила струйка крови — и попала точно на губы истукана.
— Ур-ра!!! — тут же взревела собравшаяся рать, вскинув к небу мечи и замолотив ими по поднятым же щитам.
— Я вижу… — тихо сообщил волхв. — Я вижу, Велес не нуждается в моей помощи, чтобы услышать твою просьбу. Он внял твоим словам и дал нам знак, что принимает жертву. Твой меч получил благословение без моих рук.
Олег круто развернулся к охотникам и, удерживая саблю двумя руками, вскинул ее над головой, показав всем темные кровавые разводы на лезвии.
— Ур-р-ра-а-а!!! — опять заликовала толпа.
— Ур-р-ра-а-а!!! — опять заликовала толпа.
— Собрали? — тихо спросил волхв у мальчишек, что подставляли деревянные корытца под вытекающую из туши кровь. — Давайте…
Старик обошел Олега, макнул пальцы в кровь, начертал ему на груди круг, от которого отвел четыре луча:
— Во имя рода нашего, — волхв быстрыми движениями загнул концы лучей в свастику: — во имя Даждьбога-прародителя, — он продолжил загнутые концы, замыкая свастику в круг: — во имя Ярила Светозарного, — старик добавил в круг еще четыре луча, превращая вписанный в круг крест в восьмиконечный: — во имя Перуна, громовержца. Да пребудут с тобою, воевода, милость и сила четырех богов наших. Да не заблудятся ноги твои, — старик мазнул кровью ступни Олега, затем прочертил ею по рукам ведуна: — да не иссякнут силы в руках твоих, и да будут всевидящи очи твои…
Последний мазок пришелся Середину по лицу. Волхв отошел, демонстрируя воинам плоды своих стараний, и охотники снова восторженно заревели.
«Надо!» — заставил себя улыбнуться ведун, ощущая, как теплые струйки стекают с бровей в глаза.
— Тебе доверяю великие святыни, воевода Олег, — отошедший к камню волхв вернулся с двумя свертками. — Дабы в жилы твои влилась доблесть и отвага отцов наших, отдаю тебе в поход чашу Идриса, сделанную из черепа великого латинского воителя, вторгшегося во времена Руса в наши земли и нашедшего здесь свою погибель…
Судя по размеру оправленного в медь кубка, особым интеллектом великий латинский воитель не отличался. Интересно, в каких краях бедолага лишился головы, если учесть, что все здешние жители — относительно недавние переселенцы?
— Дабы все знали, чьи мечи собрались под твоей рукой, воевода, тебе передаю нашу родовую Багряную Челку, под знаком которой наши деды и прадеды одержали сотни славных побед!
Это было старое копье с темным острием довольно грубой работы. Но сразу под наконечником у него шла короткая перекладина, на которой болтались три пушистых волчьих хвоста, каким-то образом крашенных от середины к кончику в пронзительно-алый цвет.
Олег, отерев — а куда деваться? — клинок о штанину, вогнал саблю в ножны, принял у волхва знаки власти, показал их войску. Ратники снова дружно взревели, колотя мечами о щиты.
— С тобою милость богов наших, воевода Олег, — объявил старик. — С тобою сила богов, с тобою воля богов, с тобою мудрость богов. Отныне не найдется ни в русских пределах, ни в чужих землях силы, что сможет остановить тебя, что не склонится пред тобой и твоими богатырями. И да будет так до века!
Дождавшись, пока радостно-восторженные крики немного поутихнут, волхв повторил еще раз, но уже совсем тихо, только для Олега:
— Отныне милость богов не оставит тебя, воевода. А теперь ты можешь пойти и умыться, пока рати продолжат обряд…
Как понял Середин, вернувшись после бани, где он наскоро ополоснулся от крови, продолжением жертвоприношения была общая трапеза. Жертвенного быка ратники резали на кусочки, которые зажаривали у священных костров и с аппетитом поедали. Костры как раз опали, превратившись в груду жарких углей, так что дело двигалось быстро — от почти полутонной туши уже только косточки оставались. Олегу удалось оттяпать себе лишь пару ломтиков граммов по триста — и обряд был закончен. Внутренности быка никто трогать не стал — то ли они считались собственностью волхва, то ли воинам по обычаю ливер не полагался.