— Что, сбежались? Пожара, никак, испугались? Дружно все справиться решили?
Люди столпились в проулке, несколько успокоившись. Они поняли, что огонь селению не грозит, но пока недоумевали, что происходит.
— Да разве это беда, люди?! Разве огонь — это беда? Ну, сожрет он дом-другой, ну, попортит вам сараи. Так за пару дней вы ведь опять всё отстроите! Беда — это набег вражеский. Они не за добром, они за жизнями вашими приходят, за детьми вашими, за вами самими, чтобы в скот покорный превратить! Любо вам это, а, люди? Что же вы против огня ополчаетесь, а супротив половцев — нет?!
Тоска, подобно тошноте, уже рвалась наружу, удерживаемая только огромным усилием воли.
Они не за добром, они за жизнями вашими приходят, за детьми вашими, за вами самими, чтобы в скот покорный превратить! Любо вам это, а, люди? Что же вы против огня ополчаетесь, а супротив половцев — нет?!
Тоска, подобно тошноте, уже рвалась наружу, удерживаемая только огромным усилием воли. Но когда прозвучали последние слова, она замерла где-то под горлом, заметно ослабив свой напор.
— А ну, скажи, Захар, — ткнул пальцем в старшего ведун. — Скажи, разве успокоятся степняки, коли дорогу к селениям вашим проведали? Разве не станут набегать каждый год, а то и по паре раз за год, пока не выскребут все погреба и амбары до донышка, пока не переловят всех, кого продать в неволю можно? Что, так и станете жить в покорности? Думаете по схронам отсидеться, каждый раз по трое-четверо неудачников отдавая? Не спрячетесь! Навсегда удачи и везения не хватит! Бить их надо, люди! Бить в зародыше, пока они вас не истребили! В логово их пойти, да и вырезать выродков, дабы другим неповадно было!
— Поди их, вырежи, — недовольно скривился Захар. — А ты знаешь, где логово их самое? Куда бить их идти? Степь большая, племен много. Поди угадай, кто тропы наши разнюхал. Опять же, половцев, сказывали, больше сотни было, если не две. А средь нас сколько ты ратников соберешь? Тридцать дворов, полста мужиков, да каждый третий али стар уже, али немощен.
— Я так мыслю, — уже без надрыва ответил Олег, — не только к вам половцы наведались. К мельнице не одна тропка тянулась. На конце каждой, думаю, по деревне. С каждого селения по три десятка — глядишь, и мы сотню мужей соберем. Ну что, лапотники? Станем за себя и детей биться али к степнякам дружно под ярмо пойдем?
— С кем биться-то? — мотнул головой мужик. — Кто душегубствовал? Половцев уму-разуму научить ни один человек честный не откажется — да где искать тех, кто землю нашу осквернил? Коли всех подряд карать, окромя новой крови ничего не получишь. А душегубы нынешние опять придут.
— Так что же теперь — ждать, да шею для хомута намыливать?
— Отчего намыливать? — пожал плечами Захар. — Раз пересидели, милостью Велеса и еще раз за болотом пересидим. А как по весне торговые гости на юг тронутся, у Кшени поспрошать надобно — может, кто на торгах услышит, что за кочевье набег устраивало. Тоды они по осени, как назад двинутся, перескажут всё. Опосля мы какого феню, торговца мелкого, подкупим в степь с товаром пойти да кочевье это поискать. Он познакомится, расторгуется, разведает, в каких местах этот род кочует, по каким путям и в какие времена ходит. Тогда уж и охотников скликать можно, да с ответным визитом ехать. А уж из нас никто от такого веселья не откажется, кузнец, тут ты поверь. Так, мужики?
— Да уж, покажем им, каковы мечи наши! — немедленно подтвердил какой-то мальчишка лет четырнадцати. — Поиграем кистенями по их головушкам!
— Купцы, фени, расторговаться, разведать… — сжал виски Середин. — Это сколько же лет пройдет, пока ты готов будешь кишки убийцам выпустить? Сколько раз тебе в схронах дрожать придется, сколько мальцов, девок или соседей твоих под лихой набег нежданный попадет?
— Быстро токмо блохи скачут, кузнец. Для сурьезного дела и подготовка сурьезная нужна. Али ты иные пути, дабы в секреты половецкие проникнуть, знаешь? А, чего молчишь, колдун Олег? Поворожи на нежить, уж простим, тебе ради благого дела.
— Поворожить? — Ведун, склонив голову, ненадолго задумался. — Ан и верно, отчего не поворожить. Слыхал я краем уха, что, когда степняки в деревню лезли, одного из них на косу кто-то поймал. Тушку куда дели? Найти ее можно?
— Словен! — закрутил головой Захар.
— Дед, ты где? Куда половца своего дел?
— Дык, — от самой воды отозвался дедок с лохматой, торчащей во все стороны бородой, — что ж я его, сбитенем поить буду? Засадил косу-то под ребра, да и погнал телегу с добром до гати. Вестимо, уволокли своего степняки, родичам отдали.
— А еще кто? — требовательно спросил Середин. — Они же деревню вашу грабили! Неужели никого больше прибить не удалось? Ну, может, хоть одна тушка осталась?!
— Вроде за нами погнался один, — припомнила незнакомая женщина с бисерной понизью на кокошнике. — Да мимо гати промахнулся и в топь улетел. Сход-то у нас тайным сделан.
— Вытащили его, Лада, — тут же заметила другая. — Веревку кинули да вытянули.
— Проклятье на их род до седьмого колена! — сплюнул ведун. — Ладно, Захар, скажи мужикам, пусть мечи точат. Всё едино найду подход к душегубам. Чего-нибудь да придумаю.