Он с сожалением подумал о кобыле и добыче, которую она несла только вчера. Осталось очень мало, чтобы доказать правдивость его истории — всего лишь два кольца на пальцах и несколько мелочей в Звездной Сумке. Но когда наступит время свести счеты с Айри, у него будет возможность предъявить Совету карту и свой путевой дневник.
У Эрскина осталось даже меньше, чем у Форса. Палица из музея, не считая ножа на поясе, была единственным оставшимся у него оружием. В сумке он хранил кремень и кресало, два рыболовных крючка и обмотанную вокруг них леску.
— Если бы только у нас был барабан, — с сожалением произнес он. — Будь он у меня в руках, мы бы даже сейчас смогли поговорить с моим народом. Без сигналов найти их можно будет только случайно — если только мы не наткнемся на след какого?нибудь другого разведчика.
— Идем со мной в Айри! — импульсивно предложил Форс.
— Когда ты рассказал мне свою историю, друг, разве ты не говорил, что сам сбежал от своего племени? Будут ли они приветствовать твое возвращение, особенно, если ты приведешь с собой чужака? В этом мире все еще существует ненависть. Позволь мне рассказать тебе о моем народе — эта история давних дней. Основавшие мое племя летающие люди были рождены с темной кожей и поэтому в свое время много натерпелись от тех, у кого кожа была более светлая. Мы — мирные люди, но нас гнетет древняя боль и она иногда шевелится в нашей памяти, отравляя ее горечью и злобой.
Когда мы отправлялись на север, мы старались завести дружбу со степняками — три раза, насколько я знаю, мы посылали к ним вестников. И каждый раз нас встречали градом боевых стрел. Так что теперь наши сердца ожесточились, и мы постоим за себя, если понадобится. Можешь ли ты пообещать, что горцы протянут нам руку дружбы, если мы придем к ним!
Горячий румянец залил щеки Форса.
Ему был известен ответ на этот вопрос. Чужаки были врагами — это было старое?престарое правило. И все же, почему должно быть именно так? Земля эта была обширна и богата, а люди немногочисленны. Наверняка ее хватило бы на всех, она простиралась дальше и дальше, вплоть до самого моря. А в древние времена люди строили корабли и плыли через моря к другим обширным землям.
Он высказал все это вслух, и Эрскин с радостной готовностью согласился с ним.
— У тебя очень прямые мысли, друг. Почему мы не должны доверять друг другу только потому, что наша кожа разного цвета, а наши языки звучат по?разному? Но мой народ живет тем, что обрабатывает землю, он сажает семена, и из них вырастает пища, он пасет овец, которые дают шерсть, из которой мы вяжем наши плащи и зимние покрывала. Мы делаем из глины горшки и кувшины и обжигаем их до твердости камня, работая своими руками и радуясь этому. Степняки — охотники, они приручают лошадей и пасут стада коров — они любят быть все время в движении, исследовать новые тропы. А твой народ…
Форс сощурился от света солнца.
— Мой народ? Мы всего лишь небольшое племя, состоящее из нескольких кланов, и часто зимой нужда заставляет нас ходить тощими и голодными, потому что горы — это суровое место. Но превыше всего мы уважаем знания, мы живем для того, чтобы обшаривать руины, чтобы попытаться понять и вновь научиться вещам, в свое время сделавших Древних великими. Наши врачеватели борются с болезнями тела, а наши учителя и Звездные Люди — с невежеством ума…
— И все же те самые люди, которые борются с невежеством, сделали из тебя изгоя только потому, что ты отличаешься от них…
Щеки Форса покраснели во второй раз.
— Я — мутант. А мутантам доверять нельзя. Те… Те Чудища — тоже мутанты… — Он не мог больше выжать из себя ни слова.
— Люра — тоже мутант…
Форс мигнул. Три спокойных слова этого ответа значили больше, чем просто ответ. Напряжение оставило его. Ему стало жарко — не от стыда и не от палящего солнца, повисшего над ними. Это был добрый жар, которого он не ощущал никогда прежде… Никогда.
Эрскин оперся подбородком о колено и посмотрел на перепутанные кусты и плющ.
— Мне кажется, — медленно произнес он, — что мы словно части одного тела. Мой народ — это рабочие руки, создающие вещи, которые делают жизнь проще и приятнее. Степняки — это беспокойные, вечно спешащие ноги, вечно томимые жаждой новых троп и незнакомых вещей, которые могут находиться за горизонтом на востоке и на западе. А твой народ — это голова, думающая, вспоминающая, планирующая действия для ног и рук. Все вместе…
— Вместе, — выдохнул Форс, — мы сделались бы такой нацией, какой не видела земля со времени Древних!
— Нет, не такой нацией, как те, Древние! — резко возразил Эрскин. — Они не были единым телом, потому что им была известна война. Если тело срастется вновь, это должны произойти потому, что каждая его часть, зная свою собственную ценность и гордясь ею, признает также ценности и других частей тела. А цвет кожи, глаза или другие племенные обычаи какого?то человека должны означать для встречающихся не больше чем пыль, которую они смывают с рук, прежде чем взять мясо со стола. Мы должны прийти друг к другу свободными от такой пыли… или же она поднимется и ослепит наши глаза и то, что начали Древние, будет жить вечно и всегда отравлять землю.