Старуха подумала, что уж в грехах-то она знает толк, и заулыбалась. В самых разных грехах, больших и малых. Некоторые из них столь велики, что никто и представить себе не может, чтобы их совершила такая женщина, как она. Если бы Леонор узнала, что пригрела в своем доме такое чудовище, она бы ее, наверное, выгнала.
Какой же рисунок выбрать для свитера Сандры? Какую вязку? Долорс вспомнила, что где-то у нее должен лежать журнал с разными схемами для вязания крючком. Что, бабуся, салфеточку вяжете? — говорила ей женщина, которую пару раз в неделю дочь присылала к ней убирать квартиру, а потом добавляла: симпатично получается; эта сеньора держала ее за слабоумную только потому, что она уже не могла передвигаться так легко, как в шестьдесят, — должно быть, столько сравнялось самой уборщице. Эта женщина разговаривала с Долорс как с малым ребенком, а та сухо отвечала, что это вовсе никакая не салфеточка, а шарф для внука, разве не видно, что это нельзя положить на стол? И вообще, никакая я вам не «бабуся», меня зовут Долорс. Кто на самом деле был слабоумным, так это та самая сеньора — вот уж действительно, коли ума нет, так откуда ж ему взяться. Хорошо, хорошо, отвечала уборщица так громко, словно на сцене выступала, а потом Долорс слышала, как та докладывает по телефону Леонор или Терезе, мол, головка-то у нее светлая, прям удивительно, так что не переживайте, она в полном порядке, ваша мама, в полном порядке. В порядке, да. И под неусыпным надзором. Мама, ну почему ты не хочешь перебраться к нам, у нас же большой дом… Уже давно Леонор настойчиво предлагала ей съехаться.
Тереза ничего подобного не предлагала, поскольку живет в Мадриде, хотя, если честно, что она там потеряла, в этом Мадриде? Это политика, мама, говорила ей дочь, она всегда так говорила, но вывод один — у Терезы своя жизнь. Леонор, напротив, все никак от нее не отставала, Долорс каждый раз отвечала «нет», но я ведь переживаю, мама, потому что, если с тобой что-нибудь случится, мы ничего не узнаем, ну куда это годится? Все зудела и зудела, пока наконец Долорс не рявкнула ей в ответ так, как иногда она это умела: хватит! коли умру, так умру здесь, и закончим на этом! В моем возрасте уже можно делать то, что хочется, а я хочу жить в своем собственном доме. Леонор оскорбилась, конечно, потому что Леонор очень чувствительная и очень обидчивая, да и вообще — размазня, так что со слезами на глазах она ответила, мол, хорошо, хорошо, я больше не буду к тебе приставать, закончим на этом.
А теперь что вышло? Для себя Долорс решила, что надо ко всему относиться с юмором, а уж этого добра у нее всегда было в избытке. Все рухнуло в одночасье, и никто уже не позволит ей делать то, что она хочет. После инсульта, когда мир вдруг исчез, и после этого странного воскрешения, когда появилось чувство, будто она потерялась в туннеле времени, в общем, после того как внутри нее что-то разладилось, да так, что теперь она не может произнести ни слова, и это предвещало такую беспросветную грусть, что слезы лились и лились у нее из глаз день за днем, пока не стало ясно, что отдельные звуки она произносить еще может, но складывать их в слова — уже нет. Все немножко путается, да? — спрашивали ее, а потом объяснили, что в этом нет ничего удивительного, из-за эмболии все воспоминания несколько смешались, словно у нее в мозгу что-то встряхнули, и теперь не так просто привести все в порядок. Это не касается давнего прошлого, сказал ей врач, глядя на нее, лежащую в кровати, с высоты собственного роста, у вас такая историческая память, какую я сам не прочь бы иметь. А память о недавних событиях повреждена эмболией, но вы не расстраивайтесь — все придет в норму, надо только набраться терпения, я говорю с вами абсолютно откровенно, потому что вы женщина умная, вы способны все понять и предпочитаете открытый разговор. Вы ведь все понимаете, правда? Долорс кивнула головой в знак согласия. Она больше не плакала, она уже несколько дней как перестала плакать, ей нравились объяснения врача и то, что он разговаривает с ней как с нормальным взрослым человеком, а не как с маленькой девочкой или с бесполезным, безмозглым существом. Не как Леонор. Или Тереза, которая срочно прилетела и сидела с ней в больнице. Должно быть, я и в самом деле едва не умерла, думала старуха, раз Тереза принеслась из Мадрида посреди недели, чего не делала никогда. Может, и вправду она на пороге смерти.
Гляди-ка, в комнате у внучки все затихло. Сколько времени прошло с тех пор, как они зашли туда? Вечность. Вчера это было или сегодня? Долорс не могла сказать точно, знала только, что давно, очень давно, а теперь оба выходят оттуда, и сейчас он уйдет. А, нет, потому что они идут сюда, перешептываясь на ходу:
— Заходи, я представлю тебя моей бабушке!
Внучка вошла в столовую вслед за высоким парнем — много выше, чем она, — с таким довольным лицом, словно он съел тарелку клубники со сливками, бедняжка Сандра, со временем она поймет, что мужчины хотят от девочки-подростка только одного.
— Жауме, это моя бабушка!
— Бабушка, это Жауме!