Автор: Форд Мэдокс Форд
Жанр: Классика
Год: 2004 год
Форд Мэдокс Форд. Солдат всегда солдат
Нет повести печальнее
«Beati Immaculati»
Маэстро Форд
Литературно-биографический очерк
Как часто бывает, при пересечении межкультурных границ одни имена, авторитетные или известные у себя на родине, вдруг неожиданно для иностранцев теряют в весе и значении. Другие, находящиеся как бы в тени читательского интереса в своей родной стране, вдруг выдвигаются вперед и приобретают популярность и даже славу с переводами на другие языки. Дело это привычное в ситуации межкультурного взаимодействия. Единой lingua franca в культуре не существует.
Пожалуй, именно это случилось с Фордом Мэдоксом Фордом на русской почве. Крестный отец Д. Г. Лоренса и Хемингуэя, Форд абсолютно неизвестен в России. Американисты еще могут упомянуть «фордизм» в связи с ранним творчеством Хемингуэя, но не более того. Портрет бородатого Хема на протяжении двадцати лет украшал стены квартир нашей интеллигенции, а имя Форд исключительно ассоциируется до сих пор с родоначальником автомобилестроения.
Но все меняется. И не ради исторической справедливости — существует ли она? — пора обратиться к Форду литературному. У Форда есть несколько действительно сильных вещей. Которые остались в мировой литературе.
* * *
Биография Форда (псевдоним Форда Херманна Хуффера; 1873-1939) неотделима от его судьбы писателя.
«Не стань он литератором, непременно сделался бы художником» — это о Форде. Он родился в 1873 году в семье поэтов, музыкантов и живописцев. Отец, Франц Ксавье Хуффер, немец по происхождению, был видным искусствоведом и музыкальным обозревателем лондонской «Таймс». Дед Форда со стороны матери, Кэтрин Браун, — Форд Мэдокс Браун, — выдающийся викторианский живописец, наставник прерафаэлитов. После смерти отца в 1889 году семейство Хуфферов переехало в дом деда, где и прошло отрочество Форда.
Дом Браунов на лондонской Фитцрой-сквер был местом совершенно замечательным. Лондонцы тех лет знали его по описанию в романе У. Теккерея «Ньюкомы». Прерафаэлиты брат и сестра Данте Габриэль и Кристина Россетти считались домочадцами. В доме бывали Теннисон, Рёскин, Уильям Моррис, Томас Карлайл. По-свойски захаживал поэт Элджернон Суинберн. Однажды на чашку чая заехал Тургенев. Бывало, в доме обедал Золя. В комнатах толкалась литературная молодежь: двоюродные братья и сестры Форда — дети и внуки Брауна, Морриса, Россетти.
Артистическую обстановку Форд обожал. На всю жизнь запомнил встречу с Листом в концертном зале, куда его привезли совсем юным мальчиком. Но гораздо сильнее и непреложнее запали ему в душу наставления деда и отца — приверженцев большого искусства. Это от них он унаследовал щедрость, широту и безотказное желание помочь всякому нуждающемуся таланту. «Форди, — направлял внука Браун, — если у тебя на глазах пытается перелезть через забор охромевшая собака, — не мешкай. Сразу бросайся на помощь. Никогда не давай денег в рост — давай только от чистого сердца. Ссужая деньгами человека, оказавшегося на мели, не забудь уточнить, зачем ты это делаешь: ты помогаешь ему встать на ноги. Потом, если ему повезет, пусть он поступит точно так же по отношению к другому неудачнику, попавшему в переплет. Лучше сам пойди по миру, чем откажи в помощи тому, кто, чувствуешь ты, более талантлив, чем ты сам». Форд не только внял словам деда — он следовал им всю свою жизнь. Кому он помог? Джозефу Конраду, Д. Г. Лоренсу, Джойсу, Хемингуэю, У. Льюису, Роберту Лоуэллу, Гертруде Стайн, Уильяму Карлосу Уильямсу, Каммингсу — не перечесть всех, кого в нужное время поддержал, напечатал, разглядел Форд Мэдокс Форд.
Но все это будет позже.
А в детстве он жадно читал европейскую — французскую прежде всего — литературу и увлекался музыкой, особенно немцами. Тягу к мировому искусству привил ему отец. Это он внушил Форду мечту о «международной литературной республике» и высокие критерии оценки художественного произведения. Когда Форд начал писать и печататься — это произошло в 1892 году, с выходом в свет сказки «Перышко» (The Feather), затем сборника стихов «Изнанка ночи» (The Face of Night), 1904, трилогий «Душа Лондона» (The Soul of London), 1905, и «Пятая королева» (Fifth Queen), 1907-1908, — он взял за правило применять усвоенный с детства гамбургский счет к себе и писателям-современникам.
Литература — не развлечение или самовыражение, а серьезное дело: такая позиция резко отличала Форда от многих литераторов 1890-х. Недаром английская литература и критика тех лет казались ему «местечковыми». Тогда же он сблизился с тремя писателями, ставшими навсегда его единомышленниками: Генри Джеймсом, Стивеном Крейном и Джозефом Конрадом (с последним Форд познакомился в 1898 году). Среди «мушкетеров» Форд считался самым младшим. По воспоминаниям Крейна, держался он дерзко и независимо, без всякого пиетета перед старшими. Если это кого-то и огорчало, то не самих мэтров: они любили и ценили молодого коллегу. Вот что писал Стивен Крейн своему «огорченному» приятелю: «Зря вы сердитесь на Хуффера (Форда. — Н. Р.) — такой уж у него стиль. Он заносчив со всеми — со мной, с м-ром Конрадом, с Джеймсом. Когда он преставится и окажется на небесах, он и перед Всевышним будет заноситься. Но Господь поймет, что он это делает не со зла, и свыкнется. Поверьте, с Хуффером все в порядке».