Может быть, мою настороженную к людям маму подкупила его откровенность: о своем семейном положении Слава сообщил ей сам в первый же день, когда я их познакомила. Как бы там ни было, но двери нашего дома всегда были открыты для него, а спустя несколько месяцев у Славы уже был ключ от нашей квартиры.
Общение со Славой на многое открыло мне глаза. Мне казалось, что оперативная работа очень опасна, что он ежедневно рискует жизнью, имея дело с преступниками. Если он обещал прийти в 10 вечера, а приходил в час ночи, я сходила с ума от беспокойства, рисуя в воображении страшные картины задержаний, нападений и перестрелок. Слава же всегда был невозмутимо спокоен.
— Ну что ты беспокоишься, дурочка? Я прошелся по территории, посмотрел, все ли в порядке.
— Ночь ведь на дворе. Неужели ты не боишься?
Слава пожимал плечами:
— Кого мне бояться? Добрые люди вреда не причинят, а злые — они знают, что я, во-первых, сыщик, а во-вторых, просто здоровый мужик. Враги не всегда среди чужих, Шурик. К сожалению, они чаще бывают среди своих. Вот их я действительно боюсь.
Так я сделала свое первое открытие: Слава не любил «своих» и опасался.
Второе удивившее меня открытие состояло в том, что у Славы полностью отсутствовал интерес ко всяким нашумевшим в городе криминальным историям. Однажды мама, знавшая об этой его особенности, все-таки решила спросить о том, что волновало в то время всю Москву.
— Скажи, Слава, а что с тем маньяком, который убил двадцать женщин в красном? Его еще не поймали?
Слава поморщился.
— Это слишком преувеличено. На самом деле — две, и одна из них действительно была в красном. А маньяк ли он — трудно сказать. Поймаем — узнаем.
Периодически город потрясали разные слухи: то обокрали известную актрису, то убили олимпийского чемпиона. На все мои вопросы Слава отшучивался, никаких комментариев не давал. Первое время я обижалась.
— Ты что, скрываешь от меня профессиональные секреты? Не доверяешь мне?
— Да Бог с тобой, Шурик, ну какие тут секреты? Людям нравится обсуждать кровавые убийства и миллионные ограбления. Ты пойми, меня интересует только то, чем я занимаюсь. Все остальное меня не касается. Это для вас убийство народного артиста — сенсация, у меня же на территории убивают не таких знаменитых людей, но каждый случай одинаково важен, потому что это случилось у меня. Мне некогда интересоваться тем, что случается у других, если это не имеет отношения к моей непосредственной работе.
Поводом для третьего открытия послужила моя ревность. Как-то накануне 8 Марта я увидела Славу на улице в обществе молодой женщины. Спутница Славы была одета элегантно, в дорогие наряды. И я вдруг увидела себя рядом с ней: советские джинсы, старый свитер, жалкие немодные сапожки… Несколько дней я дулась на Славу, потом не выдержала:
— А что это за дама была с тобой на Калининском проспекте? — Я старалась, чтобы мой голос звучал холодно и равнодушно.
Слава долго молчал. Потом ответил:
— Это моя ошибка. Я должен был предупредить тебя сразу. Никогда не подходи ко мне на улице или в любом общественном месте. Никогда не узнавай меня. Ты поняла?
— Нет, — мне очень хотелось быть гордой. — Ты стыдишься меня? Боишься, что на работе узнают? Может быть, мы прекратим наши отношения, если для тебя это так обременительно?
Слава обнял меня, погладил по плечу.
— Девочка моя, я работаю 24 часа в сутки, за исключением того времени, когда я у тебя или дома. Если ты подойдешь ко мне на улице, это могут увидеть люди, которым вовсе не нужно знать, что мы с тобой знакомы. Каждый близкий мне человек — это брешь в моей защите. Я не боюсь за себя.
Каждый близкий мне человек — это брешь в моей защите. Я не боюсь за себя. Но я не хочу, чтобы кто-нибудь пытался делать больно мне, сделав больно тебе.
Много позже, оглядываясь назад, я поняла, что Слава так и остался мне чужим. Он ничего не рассказывал мне не только о работе, что было бы вполне понятно, но и о своих друзьях. Не знаю даже, были ли они у него. Да и с моими приятелями знакомиться не хотел. Теперь я понимаю, что все это ему было не нужно. Просто был дом, где ему всегда были рады, не задавали никаких вопросов и ничего не требовали, где ему было тепло и спокойно. Видимо, сыщику необходим такой дом. Но один ли? Я не раз задавалась этим вопросом, после того, как однажды обратила внимание на его ключи. Это была тяжелая связка, кроме ключей, на ней были печать и жетон.
— Зачем ты таскаешь с собой такую тяжесть? — удивлялась я. — Неужели все эти ключи нужны тебе каждый день?
— Ну, смотри, — иногда Слава был удивительно терпелив со мной, как с неразумным ребенком. — Это ключ от кабинета, этот — от сейфа, эти два — от моей квартиры, вот этот — от почтового ящика, а этот — узнаешь? — твой.
— А вот эти?
— А, да так, тоже от разных нужных дверей, — он махнул рукой.
Вопрос об этих «нужных» дверях долго еще не давал мне покоя.
Слава обладал удивительным качеством — он умел не отвечать на вопросы. Так же, как и его сосед по кабинету, Михаил Дмитриевич. То есть на самом деле на заданный вопрос обязательно следовал ответ по существу. Но уже через две-три секунды я понимала, что мне так и не ответили.
Михаил Дмитриевич Волков был первым коллегой Славы, с которым я познакомилась. Произошло это так. Примерно через две недели после нашего знакомства Слава вдруг исчез. Я ждала его звонка, сначала недоумевая, сердясь. Потом не на шутку испугалась и решила позвонить ему на работу. Мне ответил вежливый мужской голос:
— Вячеслав Николаевич вышел. Ему что-нибудь передать?
— Вы не знаете, когда он вернется?
— Как только позволит оперативная обстановка. Сам жду его с минуты на минуту. Если хотите — оставьте телефон, по которому он сможет вас найти.
— Передайте, пожалуйста, что звонила Маринина из МГУ. Он знает мой телефон.
— Непременно передам, Александра Борисовна. Всего вам доброго.
Я сидела у телефона и слушала короткие гудки в трубке, забыв, что с ней надо делать. Может быть, я подвела Славу? Вдруг на работе узнали про нас? Может быть, у него из-за этого неприятности?…
Несколько минут я пережевывала эту мысль, разглядывая телефонную трубку. Как только я положила ее на рычаг, телефон зазвонил.
— Шурик, детка, у тебя все в порядке? Ты что, меня ищешь? Случилось что-нибудь?
Я обомлела. Тогда мне это показалось верхом наглости. Заикаясь, я начала лепетать что-то о том, как я беспокоюсь за него, жду…
Слава моментально прервал:
— Не обо мне речь. У тебя ничего не случилось? Я сейчас работаю. Освобожусь — позвоню, — и повесил трубку.
Через несколько дней мы встретились, и я поинтересовалась:
— А с кем я разговаривала, когда звонила тебе? И откуда он меня знает? — Слава улыбнулся.
— Разговаривала ты с великим человеком. Это человек-легенда. Михаил Дмитриевич Волков. Самый хитрый и самый больной сыщик Москвы и Московской области. То, что он самый хитрый — это правда. А то, что самый больной — легенда. Из болезней него только язва, из-за нее он не пьет. Зато курит как паровоз.
— Так при язве же курить тоже вредно…
— Михаил Дмитриевич говорит, что он не может лишать себя последнего удовольствия, а язва умрет вместе с ним.